– В наше время... нельзя без причины рукам волю давать, – с запинкой ответил Васька.
– Ну, куда ни шло. Хоть так. Запомни крепко! – После чего Тушнов был, наконец, отпущен и вслед за Глебом Анисимовичем покинул кабинет.
Вот что предшествовало объявлению по школьному радио, которое среди других услышал Виктор Громада. Объявление было короткое:
– Сегодня у нас в школе состоится конкурс! Это будет конкурс поэтов нашей школы на лучшее стихотворение и конкурс чтецов на лучшее исполнение какого-либо стихотворения... – диктор помешкал, – ...можно не своего. Лучшие стихи будут помещены в общешкольной стенгазете и переданы по нашему радио в исполнении авторов. Лучшие чтецы также выступят у нас перед микрофоном. Утверждено жюри конкурса...
Это известие свалилось на Виктора Громаду посредине его разговора с Женей Старковым. Разговор был самый откровенный из всех, какие когда-либо затевал Виктор, а Женька вел его как обыкновенный, «нормальный», ничем особенно не замечательный.
III
– Понимаешь, Женька, я написал... Конечно, в шестнадцать лет все стихи пишут, я знаю... Но, в общем, я, по-моему, написал настоящие стихи... Хотя, вполне возможно, это ерунда. Ну, бумагомарание, помешательство на почве весны и ж-жалкие потуги... Черт его знает. Все-таки получилось, кажется, очень здорово! Но...
– Стоп. Прочти, – сказал Старков.
– Я потом прочту... Тут шумят...
Действительно, все, для кого, как для них, пятый урок был последним, лавиной неслись вниз. Но Старкову это не мешало. Притиснутый к перилам эскалатора, он мог читать учебник, во время объяснений учителя – решать шахматный этюд, а дома – спать, когда рядом беседуют мать с отцом и теткой и по радио транслируют симфонический концерт по чьим-то заявкам. Женька везде делал что хотел.
– Прочитать бы мне, Жень, эти стихи перед большим залом, – мечтательно продолжал вполголоса Виктор.
– В Лужниках, в Колонном? – спросил Старков.
– Допустим, в Колонном – там же бывают вечера поэзии? И, значит, когда прочту, когда... – Виктор запнулся, – одобрят...
– ...и стихнут аплодисменты, прерываемые криками «Ура!», «Бис!», «Вперед!», «Вот дает!..»
– Да... Тогда пройти мимо Инки Петровой и так, знаешь, на ходу ей сказать: «Тебе посвящается...»
– Ого! – сказал Старков как-то неопределенно.
– Думаешь, не бывать этому? – спросил Виктор, вдруг сникая и чувствуя изнеможение после своей откровенности.
– Чему? Тому, что ты прочтешь когда-нибудь свои стихи перед большим залом? По-моему, это вполне возможно.
– Правда, Женьк?!
– Другое дело, – продолжал Старков, – как там окажется Инка? На вечере поэзии.
– А что?.. – осведомился Виктор с острым интересом, ожидая услышать что-либо об Инне.
– Ничего, – ответил Старков. – Предупредишь меня за неделю – я ее приведу. Не забудь: за неделю до вечера в Колонном, – повторил он деловито.
И оба рассмеялись, одновременно стукнув кулаком по плечу один другого.
Тут они и услышали объявление по школьному радио. После слов «конкурс начнется ровно через час, в зале» Старков сейчас же сказал:
– Может, сперва в этом зале прочтешь? Недолго ждать, недалеко ходить. И к тому же... почти наверняка Инка здесь окажется.
– Ты думаешь?
– Забежит на огонек.
– Значит, читать, Жень? – спросил Виктор с волнением, ожидая сейчас от Старкова и более решительного, и более заинтересованного тона.
– А чего ж? – сказал Старков. – Сходим только пока что в буфет, если открыт. Если закрыт, домой придется сбегать.
И хотя, не отвечая настроению Виктора, эти слова чем-то его разочаровали, они в то же время подействовали на него успокоительно.
По пути в буфет, спускаясь с четвертого этажа, Старков и Громада столкнулись с бегущим наверх Тушновым.
– Вы, а призы там давать будут? – спросил Тушнов, приостанавливаясь.
– Будут, – сказал Старков.
– Какие?
– Разные, – ответил Старков.
– Ну какие – разные? – настойчиво допытывался Тушнов.
– «Москвич», кажется, – отвечал Старков, продолжая спускаться по лестнице. – Две машины: одна – швейная, другая – стиральная... Стихи, значит, читать собираешься?
Тушнов на ходу бойко отвечал:
– А чего ж, мало ли их... «Стрекоза и муравей лето красное пропели, оглянуться не успели...»
– Оба, значит, пропели? – крикнул вдогонку Старков.
– А что? – И Тушнов скрылся из виду.
– Вот паренек не робеет, а ты робеешь, – сказал Виктору Женька.
– Ладно, не буду.
И все-таки, когда через час они остановились на пороге школьного зала (конкурс уже начался), Виктор совсем не выглядел решительным. Пока Старков, приоткрыв дверь, заглядывал внутрь, он успел отпрянуть в сторону, но Женька шепнул ему: «Инка там», взял за рукав и спросил:
– Пошли?
– Минутку... – Виктор высвободился, прошелся, читая про себя стихи, по коридору из конца в конец. – Что ж, пойдем, Жень, – и переступил порог зала, подумав о том, что ни за что не сделал бы над собой этого усилия, не будь рядом Женьки.
На сцене, за столом жюри, сидели лицом к залу Глеб Анисимович, Михаил Матвеев и секретарь школьного комитета комсомола Рома Анферов. Зал был заполнен меньше чем на треть – первые и последние ряды были совершенно пусты. В середине же группками, с интервалами, расположилось человек сорок старшеклассников.
Хотя самый зал выглядел так же, как во время других школьных мероприятий, на которых бывал Виктор, а ребят собралось не меньше, чем можно было предположить заранее, Виктор изумился. Чему? Ведь, и не имея воображения, легко было себе представить, что, войдя, он увидит именно то, что увидел. Но, обладая воображением, Виктор ожидал за знакомой дверью увидеть зал, смахивающий на Колонный, – большой зал, из тесноты которого вырвутся крики одобрения...
– Сейчас свои стихи прочитает Люда Семенова, ученица восьмого «Б», – сказал Матвеев с благожелательной улыбкой. – Пожалуйста, Люда.
Люда неторопливо поднялась на сцену. Она довольно часто выступала, спокойно и без смущения. В последний раз (это запомнилось Виктору) – на встрече с писателем. Писатель приезжал в их школу зимой и сидел за столом с краю, как сейчас Рома Анферов, а Люда стояла там же, где сейчас, и говорила, глядя попеременно то на гостя, то на ребят:
«Пусть писатели почаще заглядывают к нам в школу. Это поможет им повысить качество их книг. Мы подскажем им новые темы и идеи, которые, мы надеемся, они сумеют воплотить».
Писатель растерянно глядел на уверенную Люду. Может быть, он не надеялся, что сумеет воплотить все темы, какие ему подскажут. А может быть, его поразило, что, на взгляд этой девочки, подсказать писателю тему – несложное дело... Шутя он заметил, что хорошие писатели, как и хорошие ученики, подсказкой не пользуются.
В общем, ни в тот день, ни потом Виктору в голову не приходило, что Люда сама пишет, и притом – стихи...
Между тем Люда Семенова с выражением читала:
Нам в будущее все пути открыты,
И все дороги к счастью нас ведут,
О счастье шепчут колоски пшеницы,
И птицы песню счастья нам поют!
И города растут и расширяются,
И красотой манят своей,
И трубы заводские возвышаются
Над городами Родины моей.
Расти и крепни, Родина свободная,
Шумите же, колхозные поля,
Цветите же, сады необозримые,
Красуйся же, великая земля!
В то время как Люда читала эти стихи, Рома Анферов после каждой строфы посматривал сначала на часы, затем – на нее, как это делает председатель, напоминая оратору о регламенте. Когда Люда кончила, в зале раздалось несколько хлопков.
Глеб Анисимович сказал задумчиво:
– Вот таким образом... – И церемонно: –Благодарю вас. Спасибо.
– Не за что, – ответила Люда машинально и, сойдя со сцены, села на свое место.
– Сейчас мы послушаем следующего... м-м... стихотворца, который пожелает принять участие в нашем конкурсе, – объявил Глеб Анисимович.