Залившись краской, я перевожу взгляд на движок. Кому удается ладить с детьми, так это Рэву. У него в этом практики больше, чем у меня.
– Ну, она же ничем не навредит.
– Я ничем не наврежу! – возмущенно повторяет Марисоль, вызывая у меня улыбку.
– И она так рьяно все за мной повторяет, что потом, похоже, напишет нам целое руководство.
– Попугайчик мой, – обнимает дочку Болвандес.
– Я помогаю! – вырывается из его рук Марисоль.
– Конечно! – подтверждает он.
Я протираю фильтр снаружи и снова продуваю.
– Не могу обещать, что косилка проработает весь вечер, но на покос пары участков ее хватит.
– Тебя отец этому научил?
– Угу.
– Он механик?
– Уже нет.
Болвандес, должно быть, уловил в моем голосе резкость. Со следующим вопросом не спешит, хотя его раздирает любопытство. Странно, что он не получил всех данных обо мне от судьи. Хотя, может, ему дали информацию только о моих правонарушениях, а об отце умолчали.
В любом случае он решает не давить на меня.
– Спасибо, Мерф.
Я возвращаю фильтр на место, а потом поворачиваюсь к Болвандесу.
– Меня зовут Деклан. – Мне не удается скрыть раздражения в голосе.
Ни на секунду не замешкавшись, Болвандес протягивает мне руку:
– Рад познакомиться с тобой. Фрэнк.
– Фрэнк? – недоуменно моргаю я.
Он пожимает плечами.
– Ожидал услышать что-то вроде «Франсиско»?
Я почти пристыженно отвожу взгляд. С чего бы это? Я же не звал его про себя «Педро». Хотя, наверное, лучше бы звал его так, чем Болвандесом.
Фрэнк хлопает меня по плечу.
– Отец не научил тебя рукопожатию?
Я стягиваю рабочую перчатку и протягиваю ему руку.
– А ты неплохой парень, Деклан, – говорит Фрэнк.
– Это ты меня еще плохо знаешь, – фыркаю я.
Когда я возвращаюсь домой, Алан сидит в гостиной. Обычно я проверяю, нет ли его внизу, прежде чем пройти на кухню, но сейчас мне хочется взять газировку, принять душ и закрыться ото всех в своей комнате. По телику идет футбольный матч. Звук отчим врубил на полную мощность. Они с мамой купили телевизор с большим экраном как подарок на свою свадьбу. Мама не выносит громких звуков, поэтому я не удивлен, что она не сидит рядом с ним. Но домой она вернулась – ее машина стоит на подъездной дорожке.
Мне хочется сказать Алану, чтобы он уменьшил долбаный звук. Тогда мама тоже сможет посмотреть телевизор. Но я этого не делаю. Даже не смотрю на него. А вот его взгляд на себе чувствую кожей. Он будто только и ждет, что я вспылю или накинусь на него. Повисшее в комнате напряжение можно практически ухватить рукой.
– Где ты был? – спрашивает Алан.
Ну что за придурок? Он прекрасно знает, где я был. Я прохожу мимо дивана, направляясь в кухню.
– Я с тобой говорю. – Отчим почти орет, пытаясь перекричать телевизор. – Не смей игнорировать меня.
Я игнорирую его. В кухню он за мной не идет.
Алан продает страховки. В приступе рабочего ажиотажа он чуть не копытами роет землю, и кажется, из его ноздрей вот-вот повалит пар. В остальное же время он строит из себя крутого чувака, помешанного на спорте. Чудо, что у него в руках нет флажка и рукавицы с поднятым пальцем. И что в нем мама нашла? Не понимаю. Вру – прекрасно понимаю. Сладкоречивого балабола, запудрившего ей мозги, желая залезть под юбку. Знаете, кем вижу его я? Очередным козлом, из-за которого она так больно шлепнется с небес на землю, что падение с обрыва и то покажется более милосердным. Хотя моего мнения, конечно же, никто не спрашивает.
В холодильнике лежит лазанья. Я кладу себе немного в тарелку, но не заморачиваюсь подогреванием. Подцепляю кока-колу и готовлюсь к вторичному забегу мимо Алана. Он злобно таращится на кухонную дверь, когда я из-за нее появляюсь. Позади него орет телик.
– Я спросил тебя, где ты был, – повторяет он.
Я молча продолжаю путь. Отчим встает и преграждает мне дорогу. Он не здоровяк, но и не доходяга. Даже не знаю, что будет, если он меня ударит. Я бы врезал ему, если честно. Меня останавливает только то, что это сильно расстроит маму. Интересно, не сдерживает ли его то же самое?
Смотрю ему в глаза. Мы с ним одного роста. Большинство людей обычно не выдерживают моего взгляда, но только не он. Алан знает, чем я сегодня был занят, но вынуждает меня унижаться, произнося это вслух.
– Я был на обязательных работах.
– Они заканчиваются в восемь. Сейчас десятый час.
– Мой шеф опоздал. Одна из газонокосилок сломалась.
Кажется, что тарелка у меня в руке становится все тяжелее.
– Ты должен отработать положенные часы и немедленно вернуться домой.
– Я так и сделал.