— Правда, — отозвался Микаэль, — тут на нем пятно.
Он как раз показывал мне пятно, когда появился Антон. Антон мой самый нелюбимый член группы, потому что он солист. На нем была куртка такая новая и свежая, что аж скрипела, а гитару он нес так, словно это был священный сосуд.
— Как дела? — улыбнулся Антон одним уголком рта.
В его семье все сплошь профессора и художники, поэтому он считает, что искусство — вполне себе профессия и что у него есть дар, достойный того, чтобы осчастливить им мир.
Дар оказался у него с собой. Это была ослепительно красивая женщина, высокая, темноволосая, с характером и статью. Ей достаточно было взглянуть на Микаэля, как он тут же закашлялся. Антон умно поступил, просто приведя ее с собой; если бы он упомянул заранее, что с нами поедет еще один пассажир, мы бы отказались. А теперь она стояла перед нами, такая высокая во всех отношениях. Мы тут же поняли, что с эволюционной точки зрения не имеем права считать, будто ей не стоит ехать с нами.
Я искренне обрадовалась, ведь у меня так мало друзей, которые нравятся сами себе. Поэтому я протянула руку.
Богиня пожала мою ладонь, как будто это была какая-нибудь ледышка, вяло и незаинтересованно.
— Дайя, — представилась она.
— И куда мы ее посадим? — проворчал Микаэль у меня за спиной. Я подумала то же самое.
— С другой стороны, — прошептал Микаэль, — хорошо, когда в автобусе есть новенькие, они-то не знают, какие места хуже всего. Там, в середине, где больше всего дует из кондиционера, или сзади справа, где выше всего риск погибнуть, если автобус перевернется, потому что на тебя попадают все вещи.
— В середине не садись, замерзнешь от кондиционера. Справа в заднем ряду тоже, иначе погибнешь первая, — тут же транслировал Антон.
Он открыл Дайе дверь, и она милостиво расположилась посередине в переднем ряду, а сам он плюхнулся рядом, на лучшее место — в первом ряду у двери.
Микаэль развернул бутерброд. Никто, кроме меня, не видел, как он вынул из бутерброда кусочек сыра с плесенью и размазал его по гитарному чехлу Антона.
— Поехали! — крикнул Пижон, открыл пиво и уютно устроился под боком у Хуго на заднем сиденье.
Пока мы ехали, разговор вначале зашел о Господе нашем Иисусе Христе.
— Я вот о чем подумала, — сказала я. — Хотя среди моих знакомых почти нет верующих христиан, мы все равно ведем себя по-христиански. Живем если не по Библии, то, по крайней мере, как учил Лютер.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Микаэль. (Он никогда не упустит возможности завязать хороший разговор, за это я его и люблю.)
— Ну, в церковь мы не ходим, называем себя атеистами, но все наши бабушки и дедушки были религиозны. Поэтому они воспитали наших пап и мам на основе церковных истин, — пояснила я. — И пусть теперь нашим родителям нет дела до христианства, они воспитали нас в том же духе. Поэтому мы ведем себя по-христиански, хотя сами набожностью не отличаемся.
— Продолжай, — попросил Микаэль.
— Ну, вся эта тема, что надо быть верным и отважным, никогда не унывать, но при этом не высовываться.
— А, ты об этом, — сказал Микаэль. — Так это же просто здравый смысл.
— Да, но когда бабушка так поступала, на то была особая причина: она верила, что будет вознаграждена в загробной жизни. А мы не верим в царство небесное и все равно стараемся не унывать безо всяких причин, — сказала я.
— Мой папа рассказывал, что в его детстве нельзя было свистеть по воскресеньям, — вставил Пижон.
— А по субботам? — спросил Микаэль.
— По субботам можно, — сказал Пижон.
— А в моей семье такого не было, — подключился к разговору Антон.
— Чего? — спросила я.
— В моем роду. Не думаю, чтобы кто-то из наших был религиозен, — сказал Антон. — Я себя не могу даже соотнести с христианством. Все это выдумки. Люди — идиоты.
— Конечно, — согласилась я. — Религия вовсе не о том, что существует. А о том, что нам необходимо. Причина. Направление. Свод правил. А нам — мне, Микаэлю и Пижону — религия не нужна, потому что у нас уже есть и правила, и вектор в жизни.
— И что же за вектор такой? — поинтересовался Микаэль.
— Работать, пока не помрешь, — сказала я.
Тут все замолчали, обдумывая сказанное и глядя в окно, пока микроавтобус, пыхтя, катился по Е4.
Мы решили проехать вдоль Высокого берега. Такая роскошь — видеть всю эту невероятную красоту, мы даже засомневались, достойны ли мы такого.
— На этом фоне чувствуешь себя уродцем, — произнес Пижон.
Потом мы заговорили о лесе.
Я рассказала о том, что со мной происходило в последнее время, а именно что я начала ощущать лес как необходимость, как потребность в еде, сексе или сне, и случилось это совершенно неожиданно.