Я даже сама испугалась вырвавшегося из груди то ли всхлипа, то ли вскрика, то ли призывного блеяния овечки, некстати захворавшей в разгар брачного периода.
Стас замер, удивленно вскинув бровь и с недоверием вглядываясь мне в лицо.
— Какая-то ты негостеприимная, Стрекоза, — укоризненным тоном своей бабушки произнес Калинин, поджав до невозможности красивые губы, манящие ярким пятном из аккуратной густой щетины, но затем ободряюще улыбнулся, — Тебе повезло, что мы с Козой не обидчивые.
И его горячая сухая, жесткая ладонь крепко и уверенно обхватила мою руку, уволакивая окоченевшее от шока тело в сторону подъезда.
— Пойдем, родная. Расскажешь, куда вербовал тебя этот упырь Забелин!
Калинин уверенно тащил меня в квартиру, но уже у самого ее порога в проветренную сквозняком опустевшую голову вернулся разум и способность членораздельно выражаться.
— Так, стоп! Козе переночевать можно. Она женщина свободная, — сказала я, гордясь собственной благоразумностью и забирая плюшевое животное с очаровательным бархатным носом из рук позднего гостя, — А вот женатых папаш я к себе на ночлег не пускаю!
После чего отвернулась и принялась вставлять ключ в замочную скважину. Но, что-то пошло не так. Руки дрожали, как у наркомана в ломке, к тому же я не сразу поняла, что пытаюсь открыть дверь не тем ключом. Беззвучно выругалась на собственную глупость, а тем временем аккурат у моего лица с двух сторон в дверь уперлись руки Калинина, заключая в ловушку.
— Отлично! Обожаю жесткие моральные принципы, — низкий хриплый полушепот у самого уха опалил горячим дыханием тонкую кожу. Вместо истинного смысла его фраза привела меня к выводу, что Стас любит жестко и аморально трахаться. Щеки запылали. Дурацкие коленки вмиг растеряли твердость, продолжая удерживать тело лишь по инерции. А мягкие нежные мужские губы под грубоватой щетиной будто невзначай скользнули по скуле. — И часто к тебе на ночлег просятся женатые папаши?
— Калинин, — жалко пропищала я и тут же прочистила горло, пытаясь придать голосу уверенности, — Не паясничай. Ты прекрасно меня понял.
Развернулась и тут же поняла, насколько плохой оказалась это идея. Наши лица практически соприкасались, и было совершенно некуда деться от его глаз, ставших в полумраке подъезда демонически черными.
— Стрекоза, мне даже обидно, — возмутился Стас. — Сбежала. Телефон сменила. Возглавила мною все свои черные списки. Совсем не интересуешься моей жизнью. Ты меня не любишь! — упрекнул меня Калинин и вместо отчего-то ожидаемого мною поцелуя капризно скривился, оттолкнулся от двери, отобрал ключи, открыл квартиру и вошел внутрь, бурча на ходу что-то типа «безжалостно разбиваешь мое бедное сердце, коварная женщина».
Как к себе домой вернулся.
А мне по-идиотски захотелось бежать следом и очень громко опровергать его обвинения.
Люблю! Очень-очень люблю!
Вот только второстепенных ролей в своей жизни я уже отыграла достаточно и теперь согласна только на главную.
Поэтому лишь недоуменно вползла следом, спотыкаясь о белоснежные мужские кроссовки, стоявшие теперь аккурат посреди придверного коврика. Из глубины квартиры сквозь металлический грохот кастрюль послышался обиженно-грустный, даже можно сказать удрученный, голос, и из кухни выглянула обнаглевшая в край любовь всей моей жизни.
— Слушай, а что, борща нет? Мы с Козой такие голодные!
Нет, вы посмотрите на него!
Ну не охренел ли?
— А что, жена совсем не кормит?! — таки вспомнила я о ненавистной Кукушкиной.
Стас, лицо которого я испепеляла собственным праведным негодованием, осклабился, взметнул брови вверх и обернулся, словно выискивая кого-то за своей спиной и, никого там не обнаружив, уточнил.
— Ты у меня спрашиваешь?
— Уж точно не у Козы. А больше здесь никто не присутствует.
— Меня жена не кормит, нет. Наверное, кормила бы… Если бы была.
— В роддоме лежит?
Стас тяжело вздохнул.
— Нам, несомненно, нужно многое обсудить, Стрекоза, и мы обязательно этим займемся, но сейчас я сведу все к односложным ответам, если позволишь. Холост. Детей нет. И пока не предвидится.
Глаза мои испуганно округлились, и Стас, выставив руки перед собой, словно останавливая чехарду воображаемых мною бредовых ужасов, где Кукушкина умирает вместе с не рожденным младенцем, поспешил дополнить свои чересчур скупые односложные ответы.