Замешательство наместника царя в Бессарабии можно было понять: его неугомонный подопечный высказал мысль весьма крамольную, ведущую к выводам опасным. И вместе с тем логика рассуждений такова, что против нее не поспоришь. В самом деле, мог думать Инзов, в Европе творятся странные вещи: троны шатаются, везде смуты, везде мятежи, везде народ заявляет о своих правах, и монархи вынуждены считаться с этим. "Старый добрый" феодальный порядок, которому Французская революция и наполеоновские войска нанесли смертельный удар, явно доживает последние дни.
Каково! Монархи, вместо того чтобы воевать друг с другом, воюют с собственным народом! Войны межгосударственные перерастают в гражданские, повсеместно зреют революции - в Италии, Испании, Франции, Пруссии! Останется ли Россия исключением? По Пушкину, выходит, что нет. За его крамольной фразой целая концепция: крах абсолютизма и крепостничества историческая неизбежность. Народ рано или поздно возьмет всюду власть в свои руки. Как писал поэт в дерзком послании "К Чаадаеву":
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Добряк Инзов пытается охладить горячую голову молодого поэта, отечески его наставляет, просит хотя бы попридержать язык за зубами.
Но куда там!
Тот же Долгоруков в своем дневнике с ужасом записывает, что этот "безнравственный" молодой человек "вместо того, чтобы прийти в себя и восчувствовать, сколько мало правила, им принятые, терпимы быть могут в обществе... всегда готов у наместника, на улице, на площади всякому на свете доказать, что тот подлец, кто не желает перемены правительства в России"4.
В другой раз за обедом, когда Инзова не было, Пушкин совсем разошелся. В дневнике Долгорукова от 20 июля 1822 года рассказывается, как Пушкин, почувствовав себя свободнее, начал развивать любимую тему о правительстве в России. Переводчик Смирнов пытался с ним спорить и чем более опровергал молодого поэта, тем более тот распалялся, бесился и выходил из себя. "Наконец, полетели ругательства на все сословия. Штатские чиновники подлецы и воры, генералы скоты большею частию, один класс земледельцев почтенный. На дворян русских особенно нападал Пушкин. Их надобно всех повесить, а если б это было, то он с удовольствием затягивал бы петли"4.
Возможно, Пушкин прочитал при этом и свой вольный перевод строк Жана Мелье:
Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.
Четверостишие это гуляло по Петербургу еще до ссылки поэта. И его одного, конечно, было более чем достаточно, чтобы упечь поэта в ссылку.
Но за ним тогда числилось и многое другое "противу правительства".
Рассказывали, например, что Пушкин в театре показывал портрет рабочего Лувеля, заколовшего кинжалом в феврале 1820 года герцога Беррийского, наследника французского престола. На портрете красовалась собственноручно выведенная Пушкиным надпись: "Урок царям".
Для таких поступков и настроений у Пушкина, как и у многих передовых людей того времени, было достаточно оснований.
О том, какое разочарование охватило русское общество после триумфальной победы над Наполеоном и возвращения наших войск из Парижа, уже говорилось. Александр I никак не оправдывал надежд, которые на него возлагались либеральными кругами и которые сам император постоянно гальванизировал своими посулами и обещаниями.
Это вообще была натура крайне противоречивая и по своим душевным качествам и по своим политическим позициям и убеждениям, что наложило отпечаток на всю долгую эпоху его царствования с 1801 по 1825 год. Этот человек всегда играл какую-нибудь заранее придуманную для себя роль, за которой трудно было угадать истинные намерения.
Будучи еще предполагаемым наследником престола, Александр хотел казаться прекраснодушным, благородным, щепетильно-честным человеком, которому претит жизнь при дворе, интриги и козни придворных, который сердцем болеет, видя все злоупотребления, совершаемые в империи, и менее всего желает взять руль правления в свои руки. В 1796 году он откровенничал в одном из писем к преданному ему вельможе: "Придворная жизнь не для меня создана. Я всякий раз страдаю, когда должен являться на придворную сцену, и кровь портится во мне при виде низостей, совершаемых другими... Одним словом, мой любезный друг, я сознаю, что не рожден для того высокого сана, который ношу теперь, и еще менее для предназначенного мне в будущем, от которого я дал себе клятву отказаться тем или другим образом... В наших делах господствует неимоверный беспорядок; грабят со всех сторон; все части управляются дурно; порядок, кажется, изгнан отовсюду - а империя, несмотря на то, стремится лишь к расширению своих пределов. При таком ходе вещей возможно ли одному человеку управлять государством, а тем более исправить укоренившиеся в нем злоупотребления; это выше сил не только человека, одаренного, подобно мне, обыкновенными способностями, но даже и гения, а я постоянно держался правила, что лучше совсем не браться за дело, чем исполнять его дурно".
Какие похвальные мысли и чувства, не правда ли? Но вот Александру становится известно, что венценосный отец и в самом деле может лишить его престолонаследия. Тут уже не до игры в инфантильность. Сынок дает согласие оппозиции на устранение папаши, но хочет сохранить при этом позу рыцарского благородства.
- Надеюсь, - говорит он Палену, одному из заговорщиков, - государь не подвергнется личной опасности?
- Ваше высочество, мы надеемся, что все обойдется благополучно.
Все обошлось как нельзя более "благополучно": Павла I оглушили табакеркой и придушили петлей ("удавкой"), а 24-летний Александр взошел на престол. Это дало повод позднее французской писательнице мадам де Сталь пошутить, что Россия - это страна абсолютного самодержавия, ограниченного удавкой.
Первые годы своего правления Александр либеральничал, желая создать выгодное впечатление по контрасту с жестоким деспотизмом отца.
Он играл тогда в "просвещенного монарха", был мягок и любезен в обхождении, постоянно улыбался, цитировал французских просветителей, приглашал ко двору "вольнодумцев", благосклонно выслушивал их проекты. Осуществились некоторые прогрессивные меры - издан указ о вольных хлебопашцах, основаны новые университеты, утвержден принцип религиозной терпимости, проведены и другие преобразования, связанные с именем либерально настроенного государственного деятеля М. М. Сперанского.
В это время все были "без ума" от Александра. Поэты хором слагали в его честь мадригалы и оды. Хорошо уже было то, что при Александре можно было "не бояться бояться", как при Павле, можно было надеяться на лучшее, можно было даже подавать государю проекты об освобождении крестьян, об учреждении конституции и более того - об ограничении самодержавия!
Но шли годы. Проекты оставались проектами. Царь продолжал любезничать и улыбаться, заигрывая и с либералами и с реакционерами, вызывая теперь уже недовольство и тех и других.
Он решил освободиться от либерала Сперанского. В марте 1812 года состоялась их последняя беседа, временщик был обласкан, а когда он возвратился домой, то обнаружил, что его ждет арестантская карета.
Когда в 1820 году известный скульптор Торвальдсен изваял бюст Александра I, то многим бросилось в глаза странное несоответствие грозно нахмуренного чела и медово улыбающихся губ. Пушкин по этому поводу писал:
Напрасно видишь тут ошибку:
Рука искусства навела
На мрамор этих уст улыбку,
А гнев на хладный лоск чела.
Недаром лик сей двуязычен.
Таков и был сей властелин:
К противочувствиям привычен,
В лице и в жизни арлекин.
Предельно точная характеристика Александра I!
Заниматься переустройством России Александру быстро наскучило, он попытался переключиться на внешнюю политику, возомнив себя великим полководцем. Он бросил вызов Наполеону и осрамился, потерпев сокрушительное поражение под Аустерлицем. Позорный Тильзитский мир затем вызвал уже всеобщее возмущение в России.