Но он так устал, что даже не смог открыть глаза и подглядеть. Зашумела вода. Кириллу вдруг показалось, что он на берегу реки сидит на поваленном дереве и смотрит на воду… А вода шумит на мелководье, шумит…
Вновь скрипнул паркет. На этот раз Кирилл проснулся окончательно и сразу. Он приоткрыл глаза и увидел Владу.
Она стояла совершенно обнаженная. Правая ее ступня упиралась в край гнутого венского стула. Влада надевала белый носочек и плавно покачивалась в такт негромкой музыке, доносившейся из кухни. Кирилл хотел остаться равнодушным, но ничего из этого не получилось. Он почувствовал, как во рту у него мгновенно пересохло, и приятная душная волна побежала от сердца во все стороны…
Вот один носок надет. И руки Влады гладят стройную ножку… Влада выпрямилась, и Кирилл увидел ее всю: пятнышки сосков, пушок в самом низу живота, от которого не оторвать глаз.
Вот и второй носок стянул объятиями стопу. Влада взяла со стула футболку, высоко подняла руки и, все так же медленно раскачиваясь под тихую музыку, разжала пальцы. Футболка скользнула по рукам, по лицу… Ее остановила грудь, высокая, упругая. Влада одернула футболку — та едва достала до пупка. Теперь у Кирилла запульсировало в висках, и он никак не мог понять, почему он все еще в постели, а не рядом с ней. Владе осталось надеть только трусики. Вот и они под ту же тихую музыку поднимаются все выше и выше… врезаются в ее самые нежные места, и глубокая ложбинка разделяет их на две половины…
— Вставай, лежебока! — Влада погладила Кирилла по щеке. — Иди мойся, а я тебе приготовлю завтрак.
Рука Влады порхнула на его грудь, скользнула по животу, еще чуть ниже и замерла.
— Обманщик, — с наигранным возмущением воскликнула она, — ты подглядывал за мной своими бесстыжими глазами! Вот доказательство!
Свободной рукой Влада откинула одеяло.
Кирилл обнял ее, крепко прижал к себе. Мокрые волосы Влады рассыпались по его груди. От них пахло свежестью и цветами. И еще пахло ею… Тонкий зовущий аромат желанной женщины.
— Завтрак откладывается, — только и смог произнести он.
Завтрак пришелся на время ужина.
Едва одетые, они вытащили из холодильника все, что было: апельсины, колбасу, сыр, борщ, молоко, масло, яблоки, яйца, сметану, варенье, котлеты, майонез, ветчину, бананы, селедку, зелень, шпиг…
Не имея ни сил, ни желания готовить, они ели все без разбора, запивая сало молоком, закусывая котлеты бананами.
Они — о, Боже! — ели варенье руками и кусали апельсины, как яблоки, даже не потрудившись очистить их. Вся кухня была пропитана запахом апельсинов. Влада и Кирилл целовались, и поцелуи тоже пахли апельсинами.
— Я представляю, что с нами будет, — хохотала Влада, — мы с тобой на один горшок вдвоем не поместимся…
Выглядела Влада совершенно другим человеком: преображенная, с румянцем во всю щеку, с блестящими глазами.
Просто так на нее смотреть было невозможно. Хотелось тут же сгрести ее в охапку и тискать, ласкать и целовать без перерыва, пока не свалишься от изнеможения.
Так он и сделал.
И снова безумство: бессвязные фразы, вскрики и провалы…
В три часа ночи они наконец угомонились. Уже не хотелось ничего. Они лежали, держась за руки. Сон не шел. Было просто хорошо — быть рядом и слышать дыхание друг друга.
— Это и есть та самая сабля, с которой твой героический дед на белых ходил? — спросила Влада и глазами показала на ковер, где висело оружие: сабля, кортик, старинный стилет и охотничий нож.
— Та самая и есть, — ответил Кирилл, — кортик — прадедов. Остальное — отца. Охотничий нож ему какой-то алкаш у пивного ларька за кружку пива отдал. А стилет… Отец тогда работал в торгпредстве. Купил его в Майами, в антикварном магазинчике. А потом всю жизнь удивлялся, зачем он это сделал.
Вот сейчас самое время сказать ей про Америку, подумал Кирилл.
Он замолчал и через минуту вновь заговорил:
— Я должен тебе признаться кое в чем…
— …я имел кучу баб, и у меня, ох и ах, шестеро незаконнорожденных детей, — закончила за него Влада.
— Так ты обо мне все знаешь? — притворился удивленным Кирилл.
— Что?! — угрожающе вскрикнула Влада. Она вскочила, схватила его за горло и всерьез стала душить.
— Ну, признавайся, несчастный, сколько женских сердец ты разбил?
Кирилл почувствовал, что задыхается. У него закружилась голова. Это было до странного приятно… Он подождал еще немного, потом осторожно разжал ее руки.
Она опять легла рядом, тихая, покорная.
— Ты очень дорога мне, — сказал Кирилл серьезно.