Кирилл наклонился и поцеловал Марину так, как он поцеловал бы Владу, если бы она была сейчас здесь.
— Я буду вспоминать тебя.
И вот действительно последние короткие прощания, таможенный контроль, регистрация билета…
— Вы курите? — спросила его миловидная женщина в аэрофлотовской форме.
Кирилл получил посадочный талон для некурящих. Еще один, последний контроль, штамп в паспорте и вдруг — иллюминатор, в котором расплавлено июльское небо, крыло самолета… Он летит…
Сколько раз Кирилл представлял себя сидящим в самолете, который улетает в Америку. И каждый раз у него сладко ныло сердце… И вот этот миг настал. А ему грустно. Можно даже сказать — пакостно.
— ЕБЖ, то ужинать уже будем в Нью-Йорке, — сказал сосед, мужчина лет шестидесяти.
— Что ЕБЖ? — не понял Кирилл.
— Если будем живы… Я к дочери лечу. Насовсем. Она там замужем за негром.
— За черным, — вспомнил Кирилл Марка Шварца.
— А то за каким же, за голубым, что ли, — рассмеялся сосед.
Кирилл не стал поддерживать разговор, он попросил у стюардессы плейер. Вставил первую попавшуюся кассету — по барабанным перепонкам ударил барабан, часто-часто.
Что же я слушаю, вспомнил Кирилл, вот что надо!
Он достал из кармана свою кассету, поменял.
— Ты что делаешь? — послышался в наушниках голос Влады.
Кирилл закрыл глаза и оказался в своей комнате. Увидел себя, Владу…
— Ничего не делаю. Просто запишу нас на видео и возьму кассету с собой. — Кирилл закрепил видеокамеру на штативе.
Он подошел к Владе вплотную и с ужасным чмоканьем поцеловал.
— Ненормальный! — воскликнула Влада. — Зачем же так громко!
— Мадам, месье! — дурашливым голосом объявил он, глядя в камеру. — Вы только что слышали звук поцелуя в правую щеку! А теперь послушайте то же самое, но в левую!
Кирилл чуть приобнял Владу — раздалось чмоканье еще более ужасное, потом ее смех.
— А теперь поцелуй в пикантные губки!
Кирилл, заключив Владу в объятия, припал к ее губам и с жадностью стал целовать. Влада пыталась вырваться, но он не отпускал ее. Наконец ей удалось освободиться.
— Ты что, действительно все записываешь? — не поверила она.
— Видишь красный огонек? Все по-честному. Хеей, — помахал он в камеру. — Кири-и-илл! Это я, твой российский двойник. — Помаши, помаши ему! — подтолкнул он Владу. — Ему будет приятно.
Влада, смущенно улыбаясь, помахала.
— Что-то не очень у нас загружена звуковая дорожка, — вздохнул он. — Сделаем так.
Кирилл включил магнитофон. Полилась медленная, обволакивающая музыка.
— Потанцуем, — протянул он руку Владе.
Она скользнула в его объятия, и они медленно закружились. Влада размякла, голова ее опустилась на плечо Кирилла, глаза закрылись.
— Кирилл, я так не могу… — прошептала она, — выключи эту штуку.
— Не обращай внимания. Видеокамера — это я.
— Ты соображаешь, что ты делаешь?
— Еще как!
— Тебя повяжут за попытку провезти порнуху. И ни в какую Америку ты не улетишь!
— Я знаю… Может быть, я этого и хочу…
Он стал целовать ее, и она отвечала, вначале робко, потом все более страстно, а потом уже забыв обо всем на свете…
Нет, видеокассету с записью их последней ночи он с собой не взял. Хотел, но не взял. Испугался осложнений на таможне. Но вот аудиокассету сделал.
И еще сделал фотографию. Очень живописную.
Кирилл завернул голенькую Владу в белое махровое полотенце, которое, словно булавкой, заколол на груди стилетом с рукояткой в виде тела змеи с головой льва. Он посадил жену в кресло в позу египетской царицы. Влада вздернула носик, напустила на себя надменный вид — и снимок был готов.
Теперь в его руках только четыре нити, которые будут связывать его с Питером, с женой: кассета, фотография, телефонные звонки и письма.
А музыка в наушниках играла и играла, медленная, обволакивающая…
Кирилл открыл глаза, посмотрел в иллюминатор. Под крылом — облака… Где-то там впереди — Америка.
8
Влада с удивлением узнала, что в свое время Нью-Йорк был столицей США. А поскольку он севернее Вашингтона, то и выходило, что Нью-Йорк — северная столица, то есть почти Санкт-Петербург. Это была счастливая мысль, которой она с радостью поделилась с мужем в одном из писем.
Звонил он редко. Телефонная связь в основном работала в направлении С.-Петербург — Нью-Йорк. Людмила Васильевна названивала сыну, не считаясь с затратами, была в курсе всех его дел и делилась информацией с Владой, по десять раз повторяя одно и то же.