Потихоньку силы стали возвращаться. Будто с каждым следующим глотком тело оживало, от пяток до самой макушки наполняясь теплом, покалывавшим ладони. Я обошла всю юрту, рассматривая ее устройство.
Ойнур так и сидела рядом с кроватью, на поверку оказавшейся кучей сваленных шкур и шитых одеял.
– Здесь нет зеркал, но можешь мне поверить, тебе будет чему удивиться.
– Снова ты со своими загадками.
– Никаких загадок. Просто духу тоже иногда нужен отдых. А нам – обновление духа. Не торопись, у нас еще много времени. То, что силы стали возвращаться в тело, еще не значит, что они наполнили тебя. Подожди, сама почувствуешь. Хотя, вижу, ты уже и не спешишь.
Я посмотрела на Ойнур, и впервые мне почудилось, словно я совсем ее не знаю. И в то же время будто мы были знакомы тысячи лет.
38. Все, кто нужен, всегда рядом
– Еще успеется, а пока здесь есть все, кто тебе сейчас нужен, – спокойно сказала Ойнур, будто между делом, пока мы готовили обед.
– Это ты про себя?
– Ну и про себя тоже. – Она улыбнулась. – И про тех, кто есть в тебе и за тобой.
Я помнила, с каким теплом старуха рассказывала про свой род и как женщины в деревне делились своими историями, когда мы собирались вместе в доме Ойнур. Кто – оплакивая, а кто – рассказывая истории о любви и о своенравии своих.
– У нас чтят своих родных и заботятся друг о друге, живы они или уже нет. Вы ведь тоже навещаете и поминаете своих. Это самая крепкая связь, что бы между нами ни происходило. И твои о тебе тоже заботятся, иначе отправилась бы ты со мной. – Ойнур снова улыбнулась, желая смягчить разговор о семьях.
А я загрустила, вспоминая о своей матери и бабушках.
– Вижу, о чем ты грустишь, знала я твоих в разные времена. Так бывает, что мы теряем своих родных еще при жизни. Не у всех она легка, и каждый справляется, как умеет. Порой в людях остается так мало жизни, что сил хватает только на самое необходимое. Но знаешь, у тебя всегда есть твое сердце, которое продолжает любить, иначе и не болело бы. И за тобой всегда есть много-много матерей. Они все – твои матери. Ты можешь молиться о них и продолжать любить. Свою жизнь и их тоже, потому что только это и исцеляет. Они так же молятся за нас. Просто их молитвы слышны не словами – во снах, в песнях ветров или в потрескивании костра темной ночью, когда кажется, что кто-то тихонько приобнимает тебя за плечи. Так, что приходят слезы.
Я слушала Ойнур, и что-то распускалось внутри, выступая слезами. Распускалось не как цветок, а словно запутанный клубок ниток развязывался под неслышные молитвы. И мне впервые захотелось поутру выйти с женщинами за травами. Чтобы послушать те самые песни ветров и первых ростков.
39. Про камни и бабушку Аюну
–
– Да нечего сказать.
Выдох. Мы уже несколько месяцев жили в деревне Ойнур. Если так можно было назвать десяток юрт у реки. Я подружилась со всеми, и вроде все шло хорошо: спокойно, кров есть, и забот хватает. Но словно что-то оставалось невысказанным.
– Приятно носить только драгоценные камни. С булыжником-то совсем не то, – иронично, с доброй улыбкой проговорила Ойнур. Она знала про мой камень на сердце.
– Да, ты права, но как с ним быть, я не знаю.
– Как, как? Как со всеми такими же. Вода камень точит, слышала?
Старуха достала откуда-то лоскут ярко-синей ткани.
– Пойдем.
Мы подошли к реке. Вода уже была слишком холодной для купания. И Ойнур уж точно не была любителем остужающих заплывов.
– Садись. Видишь вон тот камень на берегу? Когда-то он был еще больше, но река быстрая. И за годы, омывая его день за днем волнами, она уносит с собой маленькие частички валуна. Не заметишь, если смотреть каждый день. Но если на какое-то время забыть про него, придя снова, видишь, что камень стал меньше. Понимаешь?
– Да, мне кажется, моя река никогда не закончится.