Высокая скорость наказывала нас. Волны искривления пытались вышвырнуть нас с трассы Алахака и трепали весьма жестоко. Птица, используя мои рефлексы, избегала давления, в то время как я подсчитывал наши шансы. Я крикнул Ротгару, чтобы он сконцентрировал внимание и понадеялся, что он сумеет сохранить постоянство движения под жестким дождем. Я позволил силе тяготения уйти, чтобы прокатиться по пене на волне. Если в это время даже на мгновение изменится энергопитание в сочетании с короблением, мы не только можем потерять ход, но и будем серьезно искалечены.
Именно так и произошло. Нас отбросило вверх и в сторону; это напоминало щелчок по бите. На несколько секунд возникла частичная боль, мы выдержали искривление, но реальный удар пришел, когда мы освободились. Нам было худо, как никогда. У меня возникло чувство, что в течение микросекунд я полностью развалюсь. Все, что я мог сделать, это бросить корабль влево и вернуть нашу привычную силу тяжести.
Когда я снова оказался на удобной скорости и пристроил «Лебедя» в хвост «Гимнии», у меня появилось время для размышлений.
— К счастью, — прибавил я, — таких минут немного, — голос мой, к моему удивлению, показался мне чужим. Боль только неизбежное следствие. Я должен был ее перетерпеть, потому что иначе потерял бы скорость.
Боль вскоре ушла, но и обстановка стала на какое-то время более простой.
"Гимния" начала прибавлять ход. Алахак был нетерпелив. Он хотел достигнуть точки назначения до того, как умрет. Я не знал, как долго будет продолжаться полет, но наша участь была внутри ядра, которое находилось в нескольких днях хода. Я попробовал представить, сколько мучений пришлось бы нам вынести, если бы мы находились на «Гимнии». Мысль эта была не из приятных. Мне стало неприятно от того, что Алахак, возможно, не собирался лететь туда. Он собирался умереть — ничего не достигнув — и маяк нес, нес его последний крик: координаты "Потерянной Звезды" и проложенный курс, чтобы ее достигнуть.
Время шло, и мне было интересно, отдыхает ли хормонец. Он должен был остановиться, думал я, несмотря на то, что у него последний шанс. Какой бы эликсир жизни ни струился в его венах, он не мог быть вечным. Он должен вскоре сделать передышку. «Карадок» должна иметь заселенные миры, если они картографировали этот канал. Он должен знать, где можно сесть. Я дьявольски устал, даже подумал, что ему следовало бы остановиться ради моей безопасности.
И, возможно, когда терпение уже дошло до предела, он медленно сбросил ход и направился к звездной системе. Мы последовали за ним. Я знал, что даже на поверхности я должен быть наготове каждый миг. Но если беспокойство и пришло, оно приходило медленно. У меня было время поспать и размяться. В Течении Алькионы великим благом может быть уже одно только сознание, что ты не находишься на грани разрушения корабля.
Место, где мы совершили посадку, оказалось голой скалой, круглой и размером с земную луну. Без воздуха, совсем без жизни и начисто лишенным какой-либо особенности или индивидуальности.
В тот же миг, как я отключил двигатели, я вызвал «Гимнию».
— Корабль еще не развалился на куски? — спросил я Алахака с некоторой издевкой после того, как прошло напряжение.
— У нас дела неплохи, — сказал он. — А у вас?
— Мы целы, — сказал я, но знаю, что ваши дела не так уж хороши. Пробоина сильно пропускает.
— Мы может держаться. Некоторое время нам с Кувио пришлось потратить на ремонт этого узла, после того, как мы сели. Корабль полетит, и полетит хорошо. Не беспокойся.
— Сможете добраться до ядра?
— Думаю, что да. Завтра больше остановок не будет.
— Не принимай это близко к сердцу.
— Не могу. Это должно свершиться завтра. Если мы приземлимся еще раз, то никогда уже не сможет взлететь.
— Значит, у вас дела на самом деле плохи?
— Надеюсь, для свершения нашей задачи мы в норме. Еще один бросок, и мы у цели. Вы должны еще раз опуститься до входа в ядро или остановиться на постоянную орбиту вокруг безопасного солнца. Я передал тебе координаты миров, которые знаю, и ты сможешь сам осуществить свой выбор.
— А что тем временем будешь делать ты?
— Не беспокойся. Дорога будет свободна. Ты сможешь следовать за мной, если будешь в состоянии. Но помни, что тебе нужен будет отдых. Береги себя.
— Это далеко? — спросил я. Я почти представил себе, как он улыбается.
— Двадцать восемь часов до ядра. И еще двенадцать-тринадцать внутри. Если я до него не доберусь, сигнал расскажет тебе все, что тебе следует знать. А если захочешь узнать больше, то должен посетить меня, когда «Гимния» погибнет. Надеюсь, она не взорвется в ядре и не рассеется в мелкую пыль.
— Желаю удачи, Алахак, — сказал я.
— Надеюсь, тебе удача не понадобится, друг мой, ответил он. — Думаю, твой корабль надежнее удачи.
Я отключился и лег навзничь в кресло на несколько секунд. Отстегнул ремни и вытянул ноги. Но кресла не оставил.
— Кто-то погиб? — спросил я. Все четверо находились в отсеке управления.
— Нет, — ответил дель Арко.
— Хорошо.
— У него получится с этим делом? — поинтересовался капитан.
— Нет.
Капитан вздохнул с облегчением. Ему никогда не нравилась мысль о том, что "Потерянная Звезда" сначала достанется не нам. Ведь это я заставил его смириться с тем, что это необходимо. Я был убежден — дай я ему время на переговоры с Шарло, произошла бы неприятность. Я знал, что Шарло никогда не простил бы мне покушения на его власть, но сейчас ситуация была совершенно свершившейся, и теперь, когда все было сказано и сделано, это был единственный рациональный способ действия.
— Я посплю здесь, — сказал я. Мне нужно что-нибудь, чтобы очистить свою обменную систему от вчерашних уколов и подготовиться к утру.
— Я все сделаю, — сказала Ив.
— У тебя все в порядке? — спросил я Джонни. Тот кивнул головой. Я знал, что Ротгар в состоянии позаботиться о нем, и он это сделает.
— Попробуй выспаться, — посоветовал я Джонни. — Прими что-нибудь для гарантии.
Пришла Ив и подала мне восстановитель-тонизатор.
— Ты что, помимо всего еще и наш доктор? — спросил я.
— Похоже, капитан знает, как все должно быть.
— Я проходила курс космических лекарств — успокоила она меня.
— Потрясающе, — сказал я и, глядя на капитана, добавил: — Полагаю, что обслуживают и тех, кто только стоит и ждет.
— Какие у нас шансы? — терпеливо спросил дель Арко. Я решил, что, пожалуй, лучше не стоит его слишком беспокоить.
— Завтра нас ничто не остановит, если не произойдет что-то непредвиденное, а это один случай из тысячи, — сказал я. — О ядре не могу сказать ничего определенного. Но оно не должно существенно отличаться от того, что мы уже перенесли. Ну, чуть по жестче. Думаю, мы справимся.
— Значит, мы получим все, — сказал он. В голосе его не было никаких эмоций… он был безжизненно-бесстрастный.
Дель Арко не хотелось, чтобы я подумал, что он проявляет жадность.
— Да, это так.
— Ну, а как же с «Карадок»?
Я пожал плечами. Он-то наверняка знал, что «Карадок» не смог еще сюда добраться. Рэмроды ужасно медлительны. Они могут быть всего лишь в нескольких световых годах и все равно мы их обойдем.
— Ни о чем не беспокойтесь, капитан, — с убежденностью в голосе сказал я. — Все довольно прозаично. Мы выиграем эту игру.
— В твоем голосе не чувствуется уверенности в том, что ты хочешь этого, — сказала Ив.
— В любом случае они нас не остановят, — сказал я. — А теперь дайте мне слабое снотворное. Главное, чтобы мне утром от него не было плохо. Вон то, в красной обертке, которое я обычно использую. Оно подойдет.
Ив поморщилась от того, что я выражался таким образом. На самом деле мне хорошо было известно название лекарства. Но в тренировочных школах ипподромных жокеев учат быть вежливыми в обращении с химикатами, а я, где только можно, всегда избегаю школьных методов.