Выбрать главу

Да, мы против экуменизма, да, экуменисты неправы, но ты от них уже отошел в Истинную Церковь. Теперь пора бы и делом заняться. Что, некогда? Тогда будем считать, что тебе некогда быть членом нашей Церкви. Бывает.

Вспоминаем, что никого не надо зазывать в Церковь посторонними для нее игрушками. Не нужна тебе Церковь для работы над собой, а не над другими — до свидания. Твои безупречно правильные догматические воззрения забирай с собой.

Содержательные разговоры о догматах, однако, возможны и необходимы в настоящей Церкви, которая соответствует трем уже названным критериям. Она может идти на различном интеллектуальном и образовательном уровне (и она даже должна идти на разных уровнях, чтобы быть, так или иначе, доступной всем), но содержательной она будет всегда.

Публичные догматические дискуссии сегодня дают такие возможности проповеди, которых не было еще десять лет назад. Это связано с процессами в обществе, а не с процессами внутри ИПЦ. Подросло, наконец, то поколение, которое двадцать лет назад начинало изучать православное богословие по Григорию Паламе и Максиму Исповеднику, а не по тухлым учебникам XIX века. Это автоматически сняло остроту многих «проклятых вопросов» консервативного православного богословия XX века.

Прежде всего, это касается имяславия. Учение Антония (Булатовича) (не путать сучением философов «Серебряного века» — Флоренского, Булгакова, Лосева, — тоже называвших себя имяславцами) представляет собой совершенно азбучные истины паламизма, то есть того учения, которое было принято Вселенским Собором 1351 года в качестве выражения истины Православия (этот Константинопольский собор имел статус продолжения VI Вселенского Собора 680–681 годов, аналогично собору 692 года в Трулльском дворце, который принял каноны «Шестого Вселенского Собора»). Сегодня грамотные люди, если они хотят отрицать Булатовича, отрицают заодно и Паламу, и Дионисия Ареопагита.

Но, в основном, сегодняшние противники имяславия рекрутируются по старинке, из людей безграмотных. Против них любые исторические свидетельства бессильны. А сами они сильны — верой в то, что до какого-то момента Ч, когда официальное православие испортилось (скажем, с Декларации Сергия Страгородского 1927 года или перехода на новый стиль в 1924 году), все, что делалось официальной церковной властью, делалось правильно. Эту позицию я называю «старостильным старообрядчеством». Она, конечно, сильна и последовательна, и логических аргументов против нее не существует.

Для Истинной Церкви важно не погрязнуть в дискуссии с имяборцами. Имяборцев мы не обратим, а потенциальную паству потеряем. Потенциальная наша паства — это те, кто наблюдают за нами критически и проверяют наши действия. Если им покажется, что для нас имяборцы составляют важную проблему, или, упаси Боже, мы ищем с ними какие-то компромиссы, — они отчасти перенесут свое несерьезное отношение к имяборцам на нас. Этого «отчасти» будет достаточно, чтобы подорвать на корню их надежды на нашу богословскую вменяемость. В нас будут подозревать — причем справедливо — людей, которые могут болтать о догматах, но — вероятно, по трусости и безволию — не могут сделать простейших действий по очищению Церкви от ереси. Переходить к таким из МП — это менять шило на мыло.

Паламизм, то есть имяславие, касается и тех догматов, которые разделяют нас с католичеством и через это с остальными западными формами христианства. Именно в этом основа нашего антиэкуменизма. И, конечно, мы не должны компрометировать себя распространением анти-экуменического ширпотреба, изданного Зарубежной Церковью, в котором католичество плохо, потому что католики и поляки — враги русского народа. В нашем антиэкуменизме не должно быть привкуса ереси филетизма.

Проблема католичества не в том, что католики не любят русский народ, и даже не в том, что они чрезмерно любят Папу, а в том, что они (подобно русскому имяборческому Синоду образца 1913 года) не веруют в нетварную благодать и Божественные энергии, а значит, иначе понимают и догмат о боговоплощении во Христе, и догмат о Троице, и догмат о Церкви, и само спасение в католическом смысле этого слова не является тем спасением, к которому ведет Православная Церковь.