Ребята бросали в воду цветы, монеты: «Получай, Нептун, подарки да будь милостив к тем, кому предстоит путешествовать по морям и океанам. Не смей бушевать, Нептун, пусть моряки всех материков будут твоими лучшими друзьями».
Катрин Патц и Прохор Новиков, отделившись от толпы, подошли к самой кромке берега. Катрин наклонилась, чтобы зачерпнуть рукой воду, и вдруг вскрикнула: прямо перед ней сверкнули какие-то чудовища — в необычных костюмах-скафандрах, с копьями в руках.
Катрин бросилась от берега, а вслед за ней побежали и другие.
— Чего испугались! — крикнул Пауль. — А ну, все за мной!
«Чудовища» плыли вдоль берега. Они делали замысловатые фигуры, нападали друг на друга, наносили удары копьями. Во все стороны сыпались разноцветные искры.
— Онкель, — сказал Данила Бантик, — разрешите, я их немного того... попугаю. — Данила, не ожидая разрешения, снял кирзовые сапоги, мундир, шаровары и плюхнулся в воду.
— Если погибну, — крикнул он, — скажите доброе слово на поминках.
А в это время из воды появились «чудовища»: сорвали скафандры, швырнули копья на берег, обнялись и поцеловались. Это были Петр Устоев и Гуго Браун. Между ними неожиданно вынырнул Бантик.
— Попались! Ни с места! — Бантик взял Петра и Гуго за руки: — А ну, водяные черти, на берег живо. Всех девчат перепугали. По кустам шукать придется.
Потом все опять ушли в клуб, а Бригитта все стояла, прислонившись к иве, и думы у нее были невеселые. Легко понять: она вспоминала Гюнтера, и ругала его, и жалела. А сегодняшнее веселье вместе с русскими просто злило ее.
— Так вот ты куда запропастилась! — крикнула Катрин, выбежав на аллею. Вместе с Катрин подошел русский офицер в погонах лейтенанта. — А мы ищем! Пойдем, сейчас будет очень красиво, — говорила Катрин, беря подругу за руку.
Бригитта, отдернув руку, резко повернулась к Патц:
— Убирайтесь отсюда!..
— Бригитта, да ты в себе ли? — опешила подруга. — Что говоришь! — Катрин попыталась взять Бригитту под руку, но та, зарыдав, опрометью бросилась по аллее к калитке парка.
— Бригитта, Бригитта! — кричала ей вслед Катрин. — Постой же, вернись!
— Пусть идет, — проговорил Прохор. — Слышишь, Катрин, оркестр играет прощальный вальс.
...Бантик поднялся и посмотрел вдаль:
— На моих серебряных десять минут осталось. — Данила эффектно щелкнул крышкой часов, похожих на будильник, присел рядом с Кленовым. И не без хвастовства сказал: — Жаль, жаль, земляк, что тебя не было. Этот Нептун с трезубцем в руках ловкий старик. Помог мне с девушкой познакомиться.
— Заливаешь!
— Гердой зовут.
— Это как же по-русски будет?
— Герда? — Бантик задумался. «В самом деле, как это немецкое имя звучит по-русски? У них Мария — и у нас Мария. У них Катрин — и у нас Катерина. А как же будет по-русски Герда?»
Повернулся к Кленову:
— А ты как считаешь?
— По-моему, это вроде нашей... — Егор поморщил лоб, потер шершавой ладонью. — Что-то вроде нашей... Фроськи или Параськи.
Бантик аж подскочил.
— Ну, знаешь ли, Егор, — Данила развел руками, — Фроська, Параська... Да понимаешь ли ты, чудак, что это за имя? Герда — это... Гордая значит! Герда — Гертруда — Гордая — вот как это звучит!
— Успокойся ты, купорос, — мягко сказал Кленов. — Угости лучше еще «Ракетой». — Бантик, не глядя, сунул пачку Егору. Кленов так же, как Данила, щелкнул по ней пальцами, но папироса не выскочила. Щелкнул еще.
— Дай-ка, — протянул руку Бантик. — С папиросой не справишься, а туда же — Фроська, Параська. На, держи.
— А спичку?
— И спичек нет? Экономишь, что ли? И все туда же — Фроська, Параська.
Кленов прикурил, осторожно затянулся, передал Даниле спички.
— Чудак, обижается. Если он разыгрывает меня, значит, все нормально. Когда же над ним подшутят, кипятится, как самовар.
Бантик покачал головой. Сделал несколько шагов по курилке. Руки за спиной, шаги широкие. Для солидности. Солидность у Бантика напускная, наигранная. Небольшого роста, широкоплечий, с веснушками на носу, с рыжими, словно подпаленными, волосами, он был немного похож на рассерженного петушка.
Неожиданно Бантик приостановился и примирительно спросил:
— Слушай, Жора, друг ты мне или нет?
— Что за вопрос?
— Тогда скажи, — Бантик быстро опустился на траву, — можно влюбиться в немку?
— Лучше влюбляться в своих девчат.
— Это другой вопрос, — возразил Данила. — Я думаю, влюбиться в немку можно. И особенно в такую, как Герда-Гордая. Взглянул бы ты на нее, Жорка, упал бы замертво! Глаза — угольки, брови ласточками взлетают, волосы словно огонь. А говорит... Не говорит — щебечет. По-русски балакает по-своему — мягко так, с картавинкой.