Анюта-первоклассница, 1957 г
В первое время жизнь на Кутузовском была хороша. Анюту записали в первый класс в 50-ю школу, находившуюся между 22-м и 24-м домами по Кутузовскому проспекту. Первого сентября с букетом цветов ранним утром отправились на торжественную линейку перед первым звонком нового учебного года. Аночка волновалась. Как только встала она в шеренгу первоклассников, сразу же заболел у неё от волнения живот. Пришлось покинуть школьные ряды и устремиться в туалет. Схватки возобновились сразу же, как только пришлось ей вернуться в строй. Было обидно, но ситуация требовала покинуть территорию, не дослушав торжественную речь директора, пламенно призывавшего всех учащихся отдать себе отчет во всей важности переживаемого ими события — начала нового учебного года.
На следующий день ребенок собрался с силами и отправился в школу. Через неделю Анюта стала после уроков оставаться в группе продленного дня, поскольку оба родителя были на работе, встречать её было некому, дома никого не было, разогревать еду на газовой плите она ещё не умела и оставлять её дома одну без присмотра до вечера тоже казалось невозможным. Однако часам к пяти, а иногда и к четырем кто-то из нас уже приходил за ней в школу. В это время дети, выучив после обеда уроки, гуляли в пришкольном дворе, отгороженном от улицы высокой железной изгородью. Подходя к этому забору, я всегда видела одно и то же: прижавшись к металлическим прутьям, моя дочь тоскливо смотрела в ту сторону, откуда мог появиться кто-то ей близкий. В глазах не только тоска, но напряженное ожидание, а часто и слезы. Она бросалась навстречу, но продраться или перелезть через железные укрепления было невозможно, потому наше воссоединение происходило лишь через несколько минут- когда мы встречались выхода из школы. И тут все как рукой снимало. Аночка начинала улыбаться, приходя в себя, ощущая радость освобождения. Этот странный ребенок обладал врожденной неприязнью ко всем формам общественного бытия и всегда стремился изолировать себя от многолюдия себе подобных. С особой силой это проявлялось тогда, когда она вынуждена была оставаться там, где быть ей не хотелось. Училась охотно, но к школе со всеми её установлениями привязанности не испытывала. Мучительным стало для неё пребывание в детском лагере, куда пришлось отправить её на месяц сразу же после окончания первого класса.
Сборы в лагерь были обстоятельными. Обзавелись всем необходимым по выданному родителям списку: предметы одежды, туалетные принадлежности, спортивная обувь, гребешок и расческа, ленты в косы, носовые платки, мяч волейбольный и чемодан с наклейкой, на которой обозначены имя, фамилия, номер отряда и группы. Сказали, что белье будет меняться еженедельно после мытья в бане. Душевая работает каждый день. Чемодан с вещами хранится в кладовой и все вещи будут в целости и сохранности. Родительский день — в середине срока пребывания ребенка в лагере, в воскресный день. Такой день наступил, и я поехала в лагерь. Было утро. Проходила традиционная утренняя линейка, после неё — завтрак, а потом дети, к которым приехали родственники, могут до самого обеда быть с ними. Вот самая младшая группа стоит в конце длинной-предлинной линейки. Вот Анюта в своём желтом цветастом сарафанчике, в том самом, в котором уехала из Москвы одиннадцать дней назад. Подшивка в двух местах распоролась и обвисла. Ленты в косичках измяты. Это те ленточки, которые я заплела ей в косы при расставании. Посеревшие, некогда беленькие носочки. Она машет мне и с нетерпением ждет окончания линейки, а потом уже никакими силами нельзя уговорить её пойти позавтракать. Жалко тратить время, хочется побыть вместе. Мы скрываемся в соседнем лесочке, садимся на ствол упавшей березы, достаем из моей сумки привезенные угощения... Щебечут птицы, а ребенок хочет лишь одного: поскорее уехать домой. Лучше сегодня. Сейчас. Не возвращаясь в лагерь. Надо скрыться, бежать отсюда. Еле-еле удается договориться о том, что я приеду за ней через четыре дня и тогда обязательно увезу, а сегодня никак нельзя. Да и вожатую, и начальника лагеря надо предупредить.
В назначенное время возвращаемся к главному зданию лагеря, идем в кладовую. Она заперта на крепкий висячий огромный замок. Внутрь действительно проникнуть никто не может, и все вещи, привезенные из Москвы, находятся в целости и полной сохранности. Чемодан на месте. Никто к нему не прикасался. Сторожиха, появившаяся через некоторое время, разрешает взять чемодан. Достаем новую смену белья, чистое платье, ленты, меняем носки, приводим ребенка в порядок. Со слезами и вздохами расстаемся, а через четыре дня я увожу Анюту домой.