Мистер Симпсон слушал этот патетический монолог внимательно. А потом спросил, где находится Рязань. Потом подумал и сказал, что по рекомендации профессора Мюира он мог бы организовать мою поездку в Лондон на некоторое время. «Навсегда», — умоляла я — «До самого конца моего пребывания в Англии». Мистер Симпсон попросил изложить мою просьбу в письменном виде и протянул мне лист бумаги. Уже на следующий день профессор Мюир написал необходимую рекомендацию, и я сразу же купила билет до Лондона, куда и отбыла на целый месяц в середине октября.
В Лондон я влюбилась. Влюбилась в Лондон, в тот образ жизни, который я здесь вела. Снова комната в той же маленькой гостинице «Тьюлипс» на Инвернесс-террас, те же знакомые мне хозяева, с улыбкой подающие завтрак и с улыбкой встречающие вечером. Каждое утро ровно в восемь сорок пять выхожу из «Тьюлипса» и иду к станции метро «Куинз-вей», что занимает всего несколько минут. Доезжаю минут за двадцать до Тотенхем-роуд, пересекаю Блумсбери-стрит, и вот уже и Британский музей. Теперь у меня есть читательский билет, дающий право входить в читальный зал и получать любые нужные мне книги. Этот билет выдан тоже по рекомендательному письму профессора Мюира, ставшего моим поручителем. Небольшой кусочек плотного серого картона; на нём моя фамилия, имя, число, месяц, год выдачи и срок пользования. Большая печать.
Вхожу с трепетом в круглый зал, где от центра радиусами расходятся столы. По стенам — полки с книгами до потолка, перед ними — переносные лесенки, по которым можно подняться до конца первого яруса полок, а со второго яруса книги достают служители библиотеки, передвигаясь вдоль стен по специальной галерейке с предохраняющими от падения перильцами. В середине зала — стойка. За ней строгие библиотекари выдают читателям заказанные книги, а иногда они же приносят их к тем столам, за которыми работают посетители. Возле каждого читательского места удобный стул, на столе — лампа и полка для книг. Вокруг центральной стойки — ряды полок, уставленных большими в кожаных переплетах чёрными альбомами, на страницах которых расклеены карточки с названиями и шифрами книг. Есть картотека и в ящиках, как в московской Ленинке.
Под сводами читального зала Британского музея я бывала пять дней в неделю, но не все время сидела за книгами. Днем здесь же в залах музея читались лекции то о китайской живописи, то о египетских пирамидах и сфинксах, то об архитектуре и скульптуре Древней Греции и Рима. Демонстрировались экспонаты. Обычно это происходило сразу после ланча — в два часа, а потом снова - читальный зал часов до пяти-шести.
В субботу и воскресенье вместе с Алешей и Геной мы совершали пешеходные экскурсии по Лондону и его окрестностям. Путеводителем была старенькая книжка, купленная за несколько пенсов у букиниста. В ней находили обозначенные на плане Лондона маршруты и отправлялись то по диккенсовским местам, то вдоль Темзы мимо доков к Гринвичу, пересекали проложенный под рекой туннель и поднимались к Гринвичскому меридиану, гуляли в парке, возвращались на пароходике по Темзе, доплывая до моста Ватерлоо. В следующий раз, и тоже вдоль Темзы — шли в другом направлении — к Ричмонду, смотрели на гонки яхтсменов, завтракали в каком-нибудь скромном пабе и к вечеру добредали до Кенсингтонского парка, откуда я шла к «Тьюлипсу», а мои спутники — к Принс-консорт-роуд.
Месяц, отведенный Британским советом на мою первую командировку в Лондон, прошел быстро и был насыщен впечатлениями до отказа. И вот снова наступил день, когда с вокзала Юстон поезд увозил меня в Ливерпуль. На этот раз провожающим был Геннадий Ягодин. Уезжать не хотелось. Но теперь я уже точно знала, на что потрачу время в Ливерпуле: тема моей работы определилась отчетливо в сознании, обозначились её очертания. Да и до рождественских каникул оставался всего один месяц.
В Ливерпуле я читала запоем своих любимых авторов, слушала некоторые лекции, занималась русским языкам с молодой особой — дочерью домашнего врача профессора Мюира, обучавшейся на факультете русской литературы. Эти занятия сводились к разговорной практике, осуществляемой в беседах во время прогулок по городу, по пустынной набережной реки Мерсей и унылому городскому парку. Вечерами, сидя в своей комнате и слушая бой башенных часов, я. погружалась в «Улисса», «Волны», «Ховардс-энд», и подобно тому, как в романах Джойса и Вулф, время двигалось от утра к вечеру, от детства прелости, и я ощущала это движение и вне себя и в самой себе.