Вечерние сумерки медленно заполняют студию. Они ползут по стенам, оседают по углам и мягкой полутьмой окутывают предметы. Но развешанные по стенам картины ещё видны. Немногие из них удалось продать в этом году, по зато две выставлялись на зимней выставке в Гилд-холле: теряющийся в тумане купол собора св. Павла, величаво возвышающийся над путаницей каменных кварталов Сити, и тихий осенний сквер в Кенсингтоне.
Лондонские пейзажи всегда удавались Руфусу. Рисунок строг и сдержан. Гуашь. Иногда акварель. А вот в своих больших полотнах Руфус идет иным путем, блуждая в поисках созвучных его мировосприятию форм и цветовых гамм. Полотна Руфуса тусклы; он приглушает яркость красок, лишь иногда позволяя им вспыхнуть и загореться многоцветным пламенем. На одной из картин — тюремный двор, по которому плотным кольцом движутся заключенные. Где-то среди них и сам Руфус, проведший в годы первой мировой войны несколько месяцев в ливерпульской тюрьме за свои пацифистские взгляды. Фигуры заключенных теряются в коричнево-черной мгле. Высокая стена вздымается над ними. В противоположном конце студии — громадное полотно с изображением таинственных морских глубин. Прихотливо переплетаются водоросли, перламутровые отсветы падают на подводные листья. А в верхнем углу картины — широко раскрытый человеческий глаз. Он взирает на фантасмагорию морских таинств. А, может быть, все это просто кошмар жизни, необъяснимый, но вполне реальный?
Несколько портретов висят прямо против входной двери. Каждый выполнен в реалистической манере, но фон по своему цветовому сочетанию всегда несколько необычен. Причудливое соединение ядовито-зеленых и розовато-пунцовых тонов удивительно не соответствует безыскусственности исполнения лица и рук, простоте запечатленной в картине позы. Будничность и увлекательная сказка.
Сумерки сгущаются. По вечерам супруги де-Пинто выходят иногда на прогулку. Идут по Келсо-плейс и потом вдоль Викториа-роуд до витрин больших магазинов на Хай-стрит Кенсингтон.
57
За два последние месяца лондонской жизни мы старались увидеть как можно больше, побывать там, где ещё не были. Обошли пешком многие мест» в Лондоне, были и в северной его части, и в южной, и в юго-западной Ходили и в церкви — в греческую, армянскую, в русскую православную, в синагогу, в католические соборы. После пасхальной службы в Вестминстерском аббатстве, выйдя на улицу, оказались совсем рядом с ожидавшими свои машины членами королевского семейства —самой королевой, её матерью, супругом, детьми и принцессой Маргарет. Королева была одета в весьма скромный костюм кремового цвета, на груди бусы в несколько рядов, как было модно в то время, на голове шляпа, поля которой украшены букетиком цветов. Она почти не отличалась от других англичанок, выходивших из-под сводов Вестминстерского собора. Подошли машины, и царственные особы отъехали.
В ту же весну в одной из церквей Южного Кенсингтона я видела Томаса Элиота и даже несколько минут говорила с ним. Этот день, ставший подарком судьбы, незабываем. О том, что Элиот является церковным старостой, я узнала от миссис де-Пинто. Она и посоветовала мне пойти в ту церковь, где можно было его увидеть во время утренней службы. И это произошло. Служба ещё не начиналась, я села на краешек скамьи и почти сразу же увидела высокого, сутулого, худого человека в черном, проходящего по рядам с подносом в руках. Прихожане клали на поднос деньги Человек двигался медленно, склонив голову, опустив глаза. Лица его не было видно, но это был Он, Томас Стернз Элиот, хотя поверить в это трудно. Что происходит? Вот Он приближается, теперь ясно видно его лицо. Он слегка кивает головой каждому, двигаясь по рядам. Вот он уже совсем рядом! Я тоже кладу деньги на поднос, усыпанный монетами, кладу бумажку в несколько фунтов, и Он смотрит на меня и тихо говорит, что после службы сможет поговорить со мной. Мне надо подойти к нему, когда окончится богослужение. Звучит орган. Поют молитву.
У выхода из церкви стоит Элиот, я подхожу. Он спрашивает, давно ли я посещаю эту церковь или пришла сюда впервые. Прежде Он не видел меня среди прихожан «Откуда вы?» Мой ответ лаконичен: «Из России. Из Москвы. Пришла, чтобы увидеть самого большого поэта». Он смотрит строго, потом улыбается, выражает сомнение в том, что известен многим в России. Тем, кто знает английский и любит поэзию, Элиот известен. Его знают. Подходит дама. Это— его жена. Элиот слегка кивает, говорит, что впервые видит в этой церкви русскую женщину из Москвы. Наш краткий разговор окончен. Элиот и его спутница идут, удаляясь от церкви. Смотрю им вслед. Их уже не видно.
Восьмого июня мы были в парламенте. Как и другие посетители, стояли на галерее, откуда хорошо был виден зал и все в нём происходящее. Члены парламента сидели внизу на обтянутых зеленой кожей скамьях со спинками. Макмиллан произносил речь. Он говорил о туннеле, который будет проложен под проливом и соединит Великобританию с Францией, а тем самым и с материком. Вопрос о туннеле обсуждался весьма бурно. Раздавались голоса сторонников и противников этого проекта. Слушая парламентариев, Макмиллан сидел в своём кресле, положив ноги на стоящий перед ним стол, что произвело на нас сильное впечатление. Такая раскованность казалась дерзким вызовом. Нам казалась. Сидевшие внизу относились к этому спокойно.