В начале мая маму стали готовить к выписке из больницы. Хорошо помню, как 4-го мая в магазине медтехники на улице Вавилова купила я большое кресло на колесах, с тормозами и кожаным коричневым сидением. В такси поместиться оно не могло, в автобус — тем более. Поехали мы вместе с этим креслом своим ходом. Пересекли Ленинский проспект, свернули налево и по Воробьевскому шоссе двинулись к Ленинским (Воробьевым) горам. Был солнечный день. Маленькие листочки на кустах, травка. На склоне одного из пригорков — несколько крокусов — нежно-желтые, синие. Решила отдохнуть, села в кресло. Поехали дальше. Спустились с гор, и по Бережковской набережной, — к Киевскому вокзалу. На всю дорогу ушло почти три часа. О многом можно было подумать.
14-го мая маму привезли домой. Лифт останавливался между этажами, потому один лестничный пролет преодолели с трудом. И теперь она дома, с нами, на своей кровати, в своей комнате с большим окном. Может пересесть в большое кресло перед письменным столом. Заказали протез, и она учится передвигаться в нём по квартире. Доходит до ванной, до кухни, где они вместе с папой обедают. И врачи из поликлиники, которая совсем рядом—на другой стороне улицы, внимательны, м сестры приходят то делать уколы, то массаж. Все налажено. Дело идет на поправку, через три недели это ясно видно.
Конечно, тёте Маше не только трудно, но просто невозможно одной обслуживать двух больных людей. Трудно стирать, сушить, гладить белье, готовить еду. И с моей помощью она не управляется. Павел Иванович выходит в магазины, но и это ему уже трудно. Однажды, возвращаясь днем из библиотеки по Арбату, сквозь стекло диетического магазина я увидела папу. Он стоял у столе перед широким окном и укладывал купленные продукты в сумку. Он делал это сосредоточенно и медленно. Исхудавшее, пожелтевшее лицо, дрожащие руки. Шапка съехала набок, кашне выбилось из-под воротника. Зачем ушел он от дома так далеко? Но я знала, что он хотел, очень хотел что-то сделать сам и как можно лучше. Он и пришел сюда, в этот самый хороший магазин, именно поэтому. Но сил почти не было. Мы вместе вернулись домой. Это было ещё зимой, когда мама лежала в больнице. И тогда я так захотела, чтобы рядом с родителями была и Марина. И они этого хотели, и она в то время в Кировограде, - я знала, - хотела этого. Но ведь у неё семья, дети, муж-военный, работающий уже восемь лет в каком-то закрытом месте. А здесь, в Москве, большей квартира и больные родители, за которыми нужен уход. Я решила просить помочь всем нам. Но кого просить? Не помню, кто дал совет, а может быть, и сама решилась обратиться с письмом к депутату Киевского района, в котором жили родители. И депутат был самый подходящий для просьбы о помощи семье военного переехать в Москву — маршал Малиновский. Я просила о содействии в переводе майора Сухова на работу в Москву, просила в связи с необходимостью помощи больным родителям его жены, писала, что местом жительства все они будут обеспечены и выделять им квартиру не надо. Я отправила письмо. Прошло недели три, и раздался звонок из Министерства обороны, из какого-то отдела, названия которого я даже не разобрала. А через два дня после этого явились двое в военной форме, отрекомендовавшись членами комиссии по проверке сведений, сообщаемых в письме. Как раз в это время у мамы был врач. Квартиру они осмотрели. На отца взглянули, на Марию Андреевну. Сказали, что о результатах будет сообщено и ушли. Ещё через две недели позвонила Марина. На имя Сухова пришла бумага, в соответствии с которой «его перевод на работу в Минобороны в Москве возможен, и приказ об этом будет отправлен по инстанции».
В начале июня вышла моя книжка. Папа очень ждал её появления, и я принесла ему её сразу же. И ему и маме так хотелось, чтобы я защитила докторскую диссертацию. Доктора наук в нашем роду ещё не было. Неоткуда было взяться. Только ради них стоило обязательно дойти до этой защиты. Порадовать их. Мама тоже подержала книжку в руках, но папа уселся в кресло, надел очки, начал читать, а может быть, просто переворачивал страницы, но и это было приятно.