И все же каждый день моим главным занятием было чтение. В библиотеку я приезжала с утра, а так как июль в то лето выдался на редкость сухим, даже жарким, во вторую половину дня хотелось выйти на свежий воздух, и я отправлялась, прихватив с собой одну-две книги, сначала на хорошо известный мне Рассел-сквер, где обедала в довольно недорогой университетской столовой, а потом пешком, экономя на стоимости билета на автобус, шла в Кенсингтонский парк. Здесь у меня было своё любимое место невдалеке от статуи Питера Пена, на скамье перед большой цветочной клумбой и маленьким фонтанчиком. Как много книг было прочитано здесь! Обычно из читального зала я брала не английские, а интересовавшие меня русские книги, которые в то время не смогла достать в Москве. Запоем читала Солженицына, его «Архипелаг Гулаг», а до этого знала только публиковавшийся в «Новом мире» рассказ «Один день в жизни Ивана Денисовича».
Ближе к вечеру в Кенсингтонском саду появлялось много владельцев собак, выходивших с ними на прогулку. Собак, а соответственной их хозяев, было множество — больших и маленьких, лохматых и гладкошерстных, чёрных, белых, пестрых, коричневых; здесь были борзые и пудели, бульдоги и сеттеры, огромные сенбернары и маленькие моськи. Хозяева тоже были разнообразными, главным образом — это были мужчины самого разного возраста — молодые и старые, мальчики-подростки, изредка — дамы с самыми мелкими собачонками, украшенными разноцветными бантиками. Всех собак хозяева чинно вели на поводках, но намордники попадались на глаза редко. Собаки умели себя вести, гулять с ними разрешалось и по газонам. Многие хозяева были знакомы друг с другом, обладатели сходных собачьих пород беседовали, останавливаясь где-нибудь под деревом или на лужайке. Хорошо запомнились два джентльмена — обладатели породистых борзых и две пожилые дамы, у ног которых вились крошечные таксы. Смотреть на них было интересно. Но и они, как я скоро поняла, не оставляли без внимания сидевших на скамейках посетителей парка. Проходя мимо, кивали, иногда переговаривались. Однажды и ко мне на скамью подсел господин, владелец бульдога, вежливо спросив, не буду ли я возражать, если он передохнет здесь немного. Я не возражала. Морда бульдога была довольно противной, но хозяин пса выглядел респектабельно. На следующий день он вновь появился, поздоровался и сел отдохнуть. На этот раз вступил в разговор. Ему хотелось узнать, почему я читаю русскую книгу. Очевидно накануне он это не оставил без внимания, и хотя что именно я читала, известно ему не было, но русский текст привлек его внимание. В свою очередь, отвечая ему, и я поинтересовалась, знает ли он русский язык. Ответ был положительным, хотя собеседник ответил, что предпочитает говорить на своём родном языке, на английском. А далее он рассказал, что жена его, два года назад скончавшаяся, была русской, и с ней он в начале их совместной жизни говорил по-русски, учил этот язык в молодости, а потом она и сама предпочитала говорить, как все вокруг, на английском.
В последующие дни, на протяжении целой недели, новый знакомый, имя которого уже стало мне известно, — Чарлз Холфорд, не оставлял меня без внимания. Однажды он пригласил меня в ближайшее кафе.
Вышли за ограду парка, пересекли улицу и сразу же оказались за столиком. Мистер Холфорд сообщил, что поблизости находится и его дом, в котором он прожил долгие годы и где теперь ему очень одиноко. Дом совсем близко, в соседней улице, ведущей к Паддингтонскому вокзалу, но в этот раз мы туда не пошли.
Дня через два мистер Холфорд вновь заговорил о том же, о своём сиротливом одиночестве в огромной квартире. В общих чертах он рассказал о расположении комнат и подсобных помещений, упомянул о балконе, с которого виден Кенсингтонский парк, потому что квартира на высоком этаже, но не забыл упомянуть и о лифте.
И так продолжалось в течение двух последующих недель. «Архипелаг Гулаг» был прочитан. Мысль о желании мистера Холфорда иметь во втором браке обязательно русскую жену внедрялась в моё сознание все более и более активно и планомерно. Однако я не развивала эту тему. Как-то вечером, уходя на Беркли-стрит, прошлась по Кенсингтон-роуд, точнее — по Парк-роуд, вспоминая о Форсайтах, о жившем здесь Тимоти Форсайте, в доме которого происходили семейные сборища преуспевающих буржуа Жить на Кенсингтон-роуд и тогда считалось престижным.