По праздникам ей всегда дарили подарки: мама отрез на платье или красивый, такой, какой был ей по вкусу, платок; отец — красивую с московским видом коробку конфет. Я рисовала для неё виды Сызрани, что ей нравилось.
9
Детская группа, которой руководила Мария Николаевна Матвеева и куда я была определена родителями для первоначального обучения, состояла из шести человек — трёх мальчиков и трёх девочек (включая меня). Занятия проходили в комнате, принадлежавшей Марии Николаевне и её матери, Лидии Прохоровне, в большой коммунальной квартире высокого серого дома на Большой Молчановке. Прежде вся эта квартира была населена членами только одной матвеевской семьи, но потом осталась за ними только одна эта комната с двумя широкими окнами, смотрящими на улицу и на стоящую на её противоположной стороне церковь, окруженную железной оградой. Тыльная сторона этого дома и сейчас видна с Нового Арбата, построение которого порушило много старых московских переулков, сходившихся к Собачьей площадке. По ним шли мы с отцом по утрам — он в свою контору в самый центр старой Москвы — в Рыбный переулок, а я к Марии Николаевне. От Горбатки, повернув за Огурцовский дом, поднимались мы по Большому Новинскому к Садовой, проходили мимо Новинской женской тюрьмы, стоявшей на высокой стороне Большого Новинского переулка, мимо церкви, которая тоже была прежде на той же его стороне, мимо очень красивого двухэтажного дома (потом его называли Домом архитектора), который смотрел своим фасадом уже на Новинский бульвар. Ходили слухи о том, что в стене этого дома был обнаружен клад, сокровища которого принадлежали прежним владельцам. Пересекали Новинский бульвар, а тем самым и Садовую, как раз в тон самом месте, где сейчас стоит ресторан «Новоарбатский» с крутящимся (правда, не всегда крутящимся) земным шаром, и шли по правой стороне начинавшегося здесь Кречетниковского переулка. Проходили квартал и пересекали Трубниковский переулок, часть его существует к поныне, упираясь одной стороной в магазин «Хлеб» на Новом Арбате, а другой выходя на Поварскую улицу (тогда улицу Воровского). Кречетниковский переулок выводил на Собачью площадку. Здесь в маленькой лавочке «Фрукты-овощи» покупал мне папа иногда шоколадку в форме рыбки, завернутую в серебряную бумагу, а иногда мандарин. Мандарины лежали в деревянных ящиках рядами, каждый был завёрнут в белую папиросную бумагу с желтенькой наклеечкой с надписью о месте, откуда он был привезен. Мандарины благоухали, и в лавчонке всегда витал приятный аромат, исходивший и от крымских яблок, тоже завернутых в папиросную бумагу, и от лимонов. Потом мы расходились в разные стороны, достигнув Большой Молчановки: папа двигался к Арбатской площади, я поворачивала налево к дому Марии Николаевны. Несла с собой в мешочке завтрак. Тетрадки и книжки находились у нашей учительницы дома. Учиться в группе я начала в 7 лет. К этому времени все мы уже хорошо читали, но достаточно хорошо писать ещё не умели, т.е. не было красивого и правильного письма, не было навыка свободно излагать желаемое в письменном виде. Мария Николаевна нас этому учила, совершенствуя при этом умение читать, рассказывать, говорить. Опиралась она при этом прежде всего на разработанное ею самой и опубликованное учебное пособие, начавшееся «Первое слово». Оно состояло из шести больших книг, подобных альбомам. Весь этот шестикнижный комплект вкладывался в большой футляр из толстого картона. Футляр был с завязками. Каждому из нас было выдано по такому комплекту. Каждая книжка имела своё назначение: там был материал для чтения, стихи для заучивания, картинки, по которым можно было сочинять рассказы, картинки для раскрашивания, фигурки для вырезания — человечки, животные разные, дома и прочие сооружения; были репродукции картин больших русских художников; обозначены разного рода творческие задания, вопросы, шарады, загадки. Предлагались темы для сочинения, сказок, пьес. Были тексты по истории, сведения по биологии и географии. Это «Первое слово» пользовалось в своё время признанием среди педагогов, но никогда позднее мне не приходилось встречаться с этими интересными книжками в мягких светло-серых переплетах с надписью крупными чёрными удлиненными буквами «Первое слово».
О чем бы ни велась речь на уроках — о больших реках страны, о русских богатырях, воспетых в былинах, о дубах или березах, о громе и молнии — всегда на первом месте было СЛОВО, и внимание к умению выразить в слове свои представления и знания учительницей оценивалось, а недостатки отмечались. Мы втягивались в беседы и поговорить любили. Интерес к теме не затухал. С арифметикой дело обстояло несколько иначе. Здесь ключ явно не был определен, но таблицу умножения знали назубок, складывать и умножать, вычитать и делить научились. Задачи решали без энтузиазма, а сидевшая на протяжении всего времени наших занятий за своим столиком в удобном кресле престарелая Лидия Прохоровна весьма часто хмыкала, следя за попытками своей дочери включить нас в вычислительные процессы. Однако всех научили быстро считать на счетах, чему и я, в свою очередь, обучила тётю Машу.