Поразительные взлеты духа в культуре пришлись как раз на время 60-х — начала 70-х годов, когда Фурцева занимала пост министра. Благодаря своему действительно высочайшему уровню музыкальная культура страны заставила пасть ниц и Европу, и Америку, не говоря уж о других континентах. Целые исполнительские школы — скрипичная, фортепианная — засверкали на мировом небосклоне звездами первой величины. В ту пору существовала даже школа оркестрового музыканта, ныне вовсе исчезнувшая. Мы сегодня словно достигли апогея беспамятства, как будто не было всемирного признания заслуг Ойстраха, Рихтера, Когана, Гилельса, Мравинского, Кремера, Шафрана, Ашкенази — всех-то и не перечесть великих музыкантов, творивших вдохновенно и искренне. Достижения тех лет держались на крупных именах, на хороших оркестрах, ансамблях, труппах; на замечательной молодежи, воспитанной не менее замечательными педагогами. И Фурцева не стояла в стороне от всех этих взлетов, а была их страстной поборницей. Она всегда понимала, как важен масштаб отдельной личности, его культурный, нравственный потенциал, поддерживала поиски духовной опоры каждого незаурядного в искусстве человека. Во многом ей мешал партбилет. Давление партийной элиты, ее спрос и требования порой перехлестывали через край, и тут она становилась бессильной. И все же она не сдавалась, находила силы в противоборстве, стояла на своем и не ради себя.
Во время гастролей по Сибири в феврале-марте 1970 года (в маршрут были включены Барнаул, Красноярск, Новосибирск, Кемерово и еще несколько городов) я видела, с какой безжалостной самоотдачей выполняла министр намеченную программу. С утра по две-три встречи с активом, ведающим вопросами культуры, затем поездки на предприятия, вечером — обязательное посещение театральных спектаклей, беседы с актерами — она живо интересовалась их творческими и бытовыми нуждами, тут же, на месте, оказывала помощь, решала актуальные, самые насущные проблемы.
За рубежом о Фурцевой говорили и писали как об авторитетной и эрудированной личности. Она обладала удивительной способностью общаться с аудиторией, располагать к себе слушателей. Помню, какой фурор произвела ее речь на конференции министров культуры европейских государств в Венеции в 1969 году, на открытии Выставки художественного творчества народов нашей страны в 1972 году в США. Мне довелось слышать жаркий спор Екатерины Алексеевны с французскими театральными и музыкальными деятелями (кстати, очарованными ею) об академических традициях оперного театра, о непреходящем значении западной и русской оперной классики, о развитии музыкальной культуры в странах Западной Европы.