При переездах из одного города в другой, мельком прочитывая переводы из американских газет об успехе, выпавшем на долю нашей программы, нельзя было не убедиться в растущем интересе к нашей стране, к ее искусству и желании найти взаимопонимание. При встречах вне сцены, в дружеских беседах с рабочими и студентами, служащими и спортсменами, домашними хозяйками и артистами шел оживленный обмен мнениями по разным вопросам, касающимся отношений между двумя странами. Чувствовалось, что необходимость плодотворных контактов находит поддержку и одобрение. К тому времени уже была установлена прямая телефонная связь между Кремлем и Белым домом, подписано соглашение об использовании космического пространства в мирных целях, получил поддержку миллионов американцев и народов подавляющего большинства стран исторический договор о запрещении испытаний ядерного оружия. Ледяные заслоны «холодной войны» таяли на глазах.
Гастроли подходили к концу, и вдруг журналисты в Миннеаполисе пригласили нас на пресс-конференцию, которая не планировалась. Я выступала во втором отделении, и Вахтанг Чабукиани попросил меня пойти, как он выразился, «на последний бой».
Вопрос в лоб:
— А что, мисс Зыкина, если бы в вашей стране случилось нечто непоправимое…
«Что там стряслось? — лихорадочно понеслось в мозгу, — война, что ли… Сидим тут у черта на куличках, ни посольства рядом, ни свежих газет…»
— А что в моей стране может случиться непоправимого? — задаю встречный вопрос.
— Коммунисты в Кремле разборку устроили…
«Ага, — думаю, — значит, не война».
— И какой результат?
— Хрущева убрали…
— Убрали? Ну и что? У нас ведь не выбирают, а назначают. Поставят другого…
На душе сразу отлегло. Слава Богу, не война.
Вообще, высказывание Хрущева в дни его визита в США: «Мы вас похороним» — вызвало на североамериканском континенте весьма негативную реакцию. Возможно, замена лидера в Советском Союзе давала политикам США надежду на перемены не в худшую сторону.
…Ровно через пять лет тем же рейсом и в такой же нудно-дождливый, пасмурный осенний день я снова вылетела на гастроли в США по приглашению все той же «Колумбии». На этот раз с Оркестром народных инструментов имени Осипова под руководством Виктора Дубровского. Компанию мне составили солисты Большого театра Иван Петров и Валентина Левко, а также балетная пара из Москонцерта.
Тяжелая, изнурительная поездка: за 80 дней мы дали более 70 концертов в 55 городах, проехав автобусом свыше 20 тысяч километров.
Начали с Бостона. Оркестр имени Осипова в Америке был мало известен. Репертуар — от Чайковского до современных авторов — казался американцам более чем странным.
Некоторые критики в начале гастролей утверждали, будто исполнение классики на осиповских балалайках и домрах — кощунство… Но после первых же концертов тон высказываний изменился.
«Триумф «Балалайки» очевиден», «Русские превзошли наши ожидания», «Песни России преодолели языковый барьер»… Подобные заголовки начали появляться на страницах американских газет.
Однако наш успех шел вразрез с планами провокаторов. В Бостоне еще перед выступлением нас предупредили о возможных «осложнениях»…
После первого оркестрового номера раздались аплодисменты, они долго не утихали, и я вышла к рукоплещущему залу.
Начала старинную «Вот мчится тройка почтовая». Едва докончила первый куплет, перевела дыхание, как вдруг из партера до меня донесся какой-то шорох (потом нам объяснили: один из провокаторов пытался бросить на сцену «аммиачную бомбу» — баллон со слезоточивым газом, но в последний момент его же сообщник провалил «операцию». Обоих вывели, и в зале установилась тишина).
Я допела «Тройку» — и вновь какая-то возня… Тогда зрители сами стали поддерживать порядок в зале.
Ни одна бомба, к счастью, не взорвалась… Видно, просто испытывались наши нервы.
Как я убедилась, хулиганы, размахивавшие звездно-полосатым американским флагом или бело-голубым полотнищем с шестиконечной звездой, вовсе не выражали чувств большинства американцев.
После таких инцидентов и беспрестанных анонимных телефонных звонков о бомбах замедленного действия наши хозяева и сопровождающие лица в смущении извинялись перед нами, пытаясь объяснить все это по-своему: у нас, мол, свобода волеизъявления.
Но кому нужна такая «свобода», если она направлена против искусства! Она же дискредитирует саму идею культурных связей.