На следующий учебный год школа наша переместилась на другую улицу, на 2-ую Брестскую, находящуюся рядом с Тверской. Туда я ездила на трамвае. К этому же времени и трамвайная линия была проложена прямо рядом с нами: от Смоленской площади по Проточному, потом по Песковскому переулку, а остановка у Горбатого переулка. Садилась на 47 трамвай и ехала до Тверской, до её пересечения с Большой Грузинской. Отсюда — минут пять и школа. Перевели 113-ую образцовую школу в новостройку из красного кирпича, четырёхэтажную с просторным двором. Но в этом здании не было зала. Потому и физкультурой занимались в коридоре, и вечера, сборы проводили в большом (сдвоенном) классе. Но зато все было новое, чистое. И ребят в классе оказалось много новых, живущих поблизости от этого нового школьного здания.
Для меня начало учебного года в четвертом классе оказалось неудачным. Летом мы с тетей Машей и маленькой Мариной (ей в июле 36-го исполнился только один год) были отправлены к бабушке в Сызрань. Ребенок почти все лето страдал от поноса, а я в конце июля тоже заболела и долго не могли определить, чем именно. Температура поднялась через день до 40 градусов, а то и выше. Потом остановилась, потом снова била меня лихорадка. В Сызрани была весьма распространена малярия, но врачи начали думать, что у меня что-то другое. В августе приехали в Москву. Здесь продолжалось ещё сильнее. Установили тропическую малярию. Голову обрили наголо. Лечили интенсивно. Совсем я ослабела и еле-еле выкарабкалась, как сказал врач, ожидавший худшего. Весь сентябрь и начало октября провела дома, а в школу пошла первый раз в середине октября совсем не в лучшем виде. Вместо красивых, как я считала, немного вьющихся на концах волос — лысая голова. А у всех девчонок косы или нормальная стрижка. Вместо ботанической коллекции, которую надо было собрать летом — какие-то жалкие осенние листья березы н липы, сорванные в московском садике. Правда, принесла я для живого уголка аксолотля в стеклянной банке, но его вид никому особенно не понравился. К тому же и звеньевого, пока меня не было, выбрали другого. И Лидия Ивановна уже не была нашей учительницей. Теперь все предметы преподавали разные учителя. Никого из них я не знала, и меня никто не знал. Место моё на третьей парте в первом ряду оказалось занятым. Таня Саламатова сидела с другой девочкой. Полно было новых мальчишек, и с одним на них была посажена я на последнюю парту у окна. Банка с аксолотлем стояла пока на подоконнике рядом со мной. Снова приходилось осваиваться.
Моим соседом по парте стал Вовка Давыдов — второгодник. С ним у меня сразу нашелся общий язык. Списывал он у меня всё и без всяких моих возражений, чем был доволен. Вскоре предложил сыграть с ним в шашки, они всегда были при нем. На одном из уроков сыграли, но потом я отказалась, проявив без всякого стеснения жажду знаний, многие из которых уже были пропущены за время болезни. С его стороны это нашло понимание. Но в шашки иногда на переменах играли. И все же не с Вовкой хотелось мне подружиться. Было много других хороших ребят. Постепенно все получилось. Снова мы стали дружить с Таней Саламатовой, потом с Женей Коробковой, со Златой Чудовой. Среди ребят интересны нам были Виктор Лемберг. Орик Семенов. Борис Боссарт и, конечно, Дима Полонский. Но он смотрел, затаив дыхание, только на Олю Кирзнер. Постепенно намечалась компания, сплотившаяся, однако, только на следующий год Пока мы ограничивались общением друг с другом только в школе. Домой я ходила несколько раз лишь к Тане Саламатовой. Она жила с мамой н сестрой Валей. Мама её была латышка, звали её Марией Эмильевной, работала она машинисткой, и днем дома её никогда не было Отец Танин, как узнала позднее, находился в ссылке уже два года. Он был профессор-экономист. Мария Эмильевна, потрясенная арестом я ссылкой мужа, всего страшилась, все силы отдавала работе, беря листы для перепечатки я домой, печатала на машинке до позднего вечера. Жили они только на её заработок. У Тани было одно платье, в нём она ходила в школу почти целый год, а весной стало возможным купить сразу два новых платья, и мы вместе с ней выбрали их в Мосторге на Красной Пресне. Одно — светло-серое, а другое — темно-кирпичного цвета. Обе юбочки у платьев — в глубокую складочку. Валя ходила в юбке и темно-синем тонком джемпере с небольшой вышивкой на левой стороне груди. Все ребята в Валином классе, все самые интересные мальчишки были её друзьями и поклонниками, все и всегда окружали ее. Училась она прекрасно, а по математике и физике была вообще сильнее всех. Таня тоже во всем проявляла способности. Обе они играли на пианино.