За Котом последовали и другие роли — Анны Андреевны в сценах из «Ревизора» (Марию Антоновну играла Таня Саламатова), Аграфены Кондратьевны в «Своих людях» Островского («Свои люди — сочтемся»). И здесь моей партнёршей была Таня, исполнявшая роль Липочки. Потом мне поручили смешную роль Маркиза в пьесе Гольдони «Хозяйка гостиницы». После Кота это была вторая мужская роль, и я смело за неё взялась (никто другой не хотел). Помню, что на голове у меня надета была шляпа из грелки на чайник. Шляпа — в форме большой птицы, обогревающей своими крыльями содержимое чайника. Эту шляпу надо было снимать, приветствуя кого-либо. Все смеялись.
И вот наступило время, когда участие в спектаклях начало выходить для некоторых моих одноклассников (и для меня в том числе) за школьные пределы. Витя Лемберг поступил в театральную студию, а следом за ним — и я. Студией руководил настоящий артист Зускин, работавший в Еврейском театре. Студия располагалась возле Планетария, ходить туда от нашего дома было недалеко, и очень хотелось. Из нашей школы было там несколько человек. При первой встрече руководитель студии спросил, был ли кто-нибудь из нас в театре Михоэлса. Я была. Родители брали меня с собой на «Тевье-молочника», в котором как раз играл Михоэлс.
Потом они дали мне книжку Шолома Алейхема, а потом ходили смотреть мы и спектакль «Блуждающие звезды». Зускин был даже удивлен такой осведомленностью, как мне показалось. Начались занятия. Ставить решено было какую-то современную пьесу (не помню ничего о ней). Роли для меня в ней не оказалось, зато было поручено мне ознакомиться с «Грозой» Островского и подумать о Катерине. Ставить по «Грозы» начали только некоторые сцены, вернее, их репетировать. Но тут кончился учебный год и все прекратилось. Но руководитель сказал, чтобы летом я внимательно читала пьесу Островского «Воспитанница», потому что её-то мы, вернее всего, и будем ставить, а у меня там будет главная роль. Состояться этому было не суждено.
14
Среди знакомых моих родителей было достаточно много фигур довольно неординарных и странных. Не только те, которых приручала мама из числа своих учеников, и не только учителя, их обучающие, но и другие люди, по каким-то причинам к нашему дому прибивавшиеся. Это были хорошие люди. Одной из таких фигур была учительница музыки Анна Ивановна Куликова.
Анна Ивановна появилась в нашем доме, когда было принято решение обучать меня музыке. Провал в общем образовании ребенка проявлялся со всей очевидностью: музыкальная сфера оставалась неосвоенной, моя отчужденность от неё давала себя знать. Вполне возможно, что уже далекое по времени посещение оперы «Снегурочка» все ещё жило в памяти родителей. И вот было приобретено подержанное пианино и с трудом втиснуто в первую из двух наших комнаток, ради чего пришлось пожертвовать старой этажеркой, а книжный шкаф развернуть, поставив его к стене узкой стороной. Появление пианино в ломе на Горбатке оказалось событием для всех не только неожиданным, но и из ряда вон выходящим. Ни в одной из восьми квартир такого музыкального инструмента не было, а ребята из дома № 5 и из Чурмазовского дома такого предмета и вовсе, как выяснилось, никогда не видели. Выгружать пианино из грузовой машины, на которой его доставили, втаскивать его по лестнице на второй этаж, а потом устанавливать в комнате готовы были все, оказавшиеся поблизости. И вот оно уже стоит на уготовленном ему месте. Посторонние разошлись, а нам предстоит с ним сродниться. Павел Иванович посматривает на него с некоей опаской, что всегда ему свойственно при появлении вблизи чего-то чужого; Мария Андреевна вновь и вновь смахивает с его поверхности пыль: я с трепетом приподнимаю крышку и нажимаю на клавиши, сначала на белую, потом на черную; и только Нина Фёдоровна относится к происходящему спокойно, сообщая, что уже завтра в пять часов придет Анна Ивановна и даст мне первый урок музыки. В ту пору я была уже не маленькая — лет двенадцати, уроки пения и музыки у нас были в своё время в школе, но теперь предстояло нечто совсем иное: научиться самой играть на пианино.