Министр Бевин[3] ответил, что никакие документы фактически не были украдены во время войны из посольства его величества. Но следствие по делу показало, что камердинер посла сфотографировал в посольстве несколько секретных документов особой важности и продал плёнку немцам. Он не смог бы сделать этого, если бы посол соблюдал существующие правила хранения секретных документов. После этого случая всем тем, кого это касалось, были направлены новые инструкции и приняты прочие меры с целью предотвратить повторение подобных случаев.
Мистер Шеперд заметил, что заявление, опубликованное в книге Мойзиша по этому вопросу, вызвало большое беспокойство в нашем обществе. И если планы, касающиеся операции «Оверлорд», фактически не были украдены, то почему в таком случае министерство иностранных дел не опубликовало опровержения этого заявления?
Мистер Бевин снова подчеркнул, что документы не были украдены. Их сфотографировали, а это, в конечном итоге, одно и то же».
Таким образом, факт получения гитлеровцами сверхсекретных документов, в том числе и важнейших решений Тегеранской конференции, был официально подтверждён Лондоном.
Проблема Турции
Вопрос о том, как побудить Турцию вступить в войну на стороне союзников, был поднят Черчиллем на первом же пленарном заседании Тегеранской конференции 28 ноября.
По мнению британского премьера, вступление Турции в войну позволило бы открыть коммуникации через Дарданеллы и Босфор и направить снабжение в Советский Союз через Чёрное море. Можно было бы также использовать турецкие аэродромы для борьбы против общего врага.
— До настоящего времени, — продолжал Черчилль, — англо-американцы смогли отправить в северные порты России лишь четыре конвоя. Мешает то, что нет достаточного количества военных кораблей, чтобы эскортировать эти караваны грузовых судов с военными материалами. Но в случае открытия пути через Чёрное море можно будет регулярно осуществлять поставки в южные русские порты. Мы думаем выделить не более двух-трёх дивизий для операций в районе Турции в случае вступления её в войну, не считая военно-воздушных сил, которые мы также выделяем при этом…
Сталин в этот момент прервал Черчилля и заметил, что конвои, о которых идёт речь, пришли без потерь, не встретив на своём пути врага.
Черчилль пропустил мимо ушей это замечание и выдвинул ряд вопросов, которые, по его мнению, следует рассмотреть в связи с проблемой Турции:
— Каким образом мы сможем заставить Турцию вступить в войну? Что она должна делать? Должна ли она напасть та Болгарию и объявить войну Германии? Должна ли она предпринять наступательные операции или же она должна продвигаться во Фракию? Какова была бы позиция русских в отношении болгар, которые все ещё помнят, что Россия освободила их от турок? Какое влияние оказало бы это на румын, которые уже сейчас ищут путей для выхода из войны? Как это повлияло бы на Венгрию? Не будет ли результатом всего этого то, что среди многих стран произойдут большие политические перемены?
Обрушив на присутствовавших эти вопросы, Черчилль сделал многозначительную паузу, обвёл всех взглядом, пожевал губами и закончил своё выступление так:
— Всё это — вопросы, по которым наши русские друзья имеют, конечно, свою точку зрения.
После этого обсуждались некоторые другие проблемы, а к Турции вернулись несколько позже, когда Сталин в свою очередь спросил Черчилля:
— Если Турция вступит в войну, то что предполагается предпринять в этом случае?
— Я могу сказать, — ответил Черчилль, — что не более двух или трёх дивизий потребовалось бы для того, чтобы занять острова вдоль западного побережья Турции. Тогда суда с поставками могли бы идти в Турцию и в Чёрное море. Но первое, что мы сделаем, — отправим туркам 20 эскадрилий и несколько полков противовоздушной обороны. Это не принесёт ущерба другим операциям.
Выслушав это объяснение, глава Советского правительства высказал сомнение насчёт перспектив привлечения Турции на сторону союзников.
— Она не вступит в войну, какое бы давление мы на неё ни оказывали, — сказал Сталин. — Это моё мнение.
— Мы понимаем это так, — уточнил Черчилль, — что советское правительство весьма заинтересовано в том, чтобы заставить Турцию вступить в войну. Конечно, нам, может быть, не удастся заставить её сделать это, но мы должны предпринять всё возможное в этом отношении.