Так что пользовались ведуны бестелесными путешествиями лишь там, где не рассчитывали встретить враждебного отношения или других ведунов. В домах иногда ставили целую сеть из словощипов, но пользоваться такими помещениями после становилось не очень удобно. Любой человек, чувствительный к ментальным воздействиям, ощущал в таких комнатах страх и удушье. Юрий запоминал, прикидывая, как он сможет это использовать, и сколько таких сетей нагородили в Ватикане сейчас Джироло с Тибуром.
Вечером к нему зашел Ростиг:
— Оставь свой камень здесь, пойдем со мною. Постараюсь научить тебя одному полезному умению. Если не получится, ничего страшного, завтра его заберешь. Ночами здесь никто не ходит.
Юрий спрятал камень под корнями дерева, укрываясь даже от Ростига. Не используя мыслезащиты, он шел, размышляя о прозаических вещах: погоде, жизни леса, и удостоился похвалы старого ведуна.
— Мне потребовались годы, чтобы научиться двоемыслию. Ты справился за сутки. Быстро учишься.
— В городах без двоемыслия не проживешь, — не задумываясь, ответил чистую правду Кондрахин.
Они вновь пришли к загону Олконы, и вновь говорящая птица отпрянула от Юрия подальше, даже взмахнула крыльями. Ростиг напрягся, мгновенно создавая защиту, но Олкона осталась под навесом, и ведун расслабился.
— Не только Тибур способен к мгновенному перемещению. Трудно освоить перемещение куда-то, но много легче освоить возвращение. Ты оставил свой камень возле шалаша Даботы. Сейчас я скажу, как настроиться на мгновенное возвращение к нему. Настройка на возвращение нетрудна, если твоих умений и энергии достаточно. Энергию можно накопить за несколько минут…
На словах все было несложно, но Кондрахин потратил почти час времени и несколько десятков попыток, покрываясь потом, выходя из себя и возвращая сосредоточенность дыхательными упражнениями. Ростиг присел на землю в нескольких шагах. Помалкивал, даже не поднимал глаз, разгребая опавшую хвою прутиком. После одной из попыток вдруг сказал:
— Если переместишься, почувствуешь упадок сил. Но не ложись, отойди от шалаша на север четыре сотни шагов. Держи камень при себе все время. Найдешь стог соломы, закопайся в него и спи.
Вновь и вновь представлял себе Юрий лежащий в руке камень, тянулся к нему, тщательно поддерживая состояние полуотделенности души от тела. Когда он вдруг испытал ощущение падения, то вначале подумал, что так его тело отреагировало на очередную неудачу. Но тут он обнаружил себя стоящим на четвереньках, уткнувшись носом в дерево, под которым он спрятал камень. Получилось! Он мгновенно вернулся к шалашу Даботы!
На радостях Кондрахин вскочил, не чувствуя усталости, и припустился к северу. Он прошел не больше десятка шагов, когда его вдруг повело в сторону. Прислонившись к дереву, он передохнул. Сейчас он ощущал, какая огромная усталость на него навалилась. Ноги подгибались, и даже зажатый в руке камень тянул его вниз. Но следовало идти. Его перемещение могли обнаружить, а он был совершенно беззащитен.
Покачиваясь, хватаясь то за одно, то за другое дерево, двигался Юрий к стогу. Он не поддерживал мыслезащиту — не было сил даже на это, не было и мыслей в голове. Добравшись до низкой копны соломы, он засунул в разворошенную копну свое тело, проваливаясь в сон.
— Трихор, просыпайся! — Вельг тормошил его за торчащую из соломы ногу. Юрий выбрался наружу, стряхнул солому с одежды. Вельг просто лучился от радости:
— Ночью возле шалаша, в котором ты ночевал допрежь, заметили появление бестелесной души. Пора тебе освоить разведку не полной душой, а лишь глазами ее. Я постерегу твое тело здесь, смогу подсказать. Отправляй свои глаза в Рим, на купол собора Святого Петра.
Странное ощущение: тело сидит на траве, облокотившись на солому, а глаза видят площадь Святого Петра, Дворец Инквизиции, сады Ватикана, Бельведер.
— Над садами, — послышалась подсказка Вельга.
Теперь зрячая часть души Кондрахина парила над аллеями, фонтанами, статуями. Он оглядел здания радиостанции, пролетел вдоль внутренней стены к Академии.
— Чуть направо и назад, — командовал Вельг, которому Кондрахин, как мог, пересказывал увиденное.
Вот оно, то, ради чего все затевалось. Целестин Пятый в сопровождении двух кардиналов идет медленным шагом среди ровно подстриженных газонов. В охране — трое держащихся поодаль крепких мужчин в темных костюмах. Один держится впереди, другой — сзади, шагах в сорока. Третий стоит на пересечении аллей, просматривая большую часть папского сада. На выходах из сада замерли швейцарские гвардейцы в латах и оранжево-черных полосатых штанах. Вооружены они настоящими мечами и алебардами.
— Возвращайся!
Удовлетворенно поглядев на Кондрахина, Вельг пояснил:
— Швейцарские гвардейцы знают всех в Ватикане, кому дозволено появляться в садах, в лицо. Своими мечами и алебардами они владеют отменно. Но бегать в латах трудно, здесь ты прав. Телохранители в костюмах вооружены пистолетами. Если твой человек сможет спрыгнуть со стены возле прохода в сторону Академии, его увидит лишь один из гвардейцев. Но ты постараешься временно его обездвижить. Тогда твой наемник сможет приблизиться к папе среди деревьев на тридцать шагов. А там его увидит телохранитель, идущий сзади. Вопрос в том кто выстрелит первым и кто попадет. Но ведь нам это неважно, не так ли?
"Братству Увилбене Ласа действительно неважно, уцелеет папа или нет. Что покушение на него, что его смерть — и пожелавший отомстить Джироло отправится в здешние леса, где братья вовсю готовятся к смертельной схватке с ним. А не пожелает кардинал очертя голову лезть в ловушку — что же, тогда брат Трихор, натасканный на убийство здешними ведунами, колдунами Иоракау и инструкторами НКВД, достанет его и в Риме, в собственной опочивальне. Только вот мне смерть папы совершенно не нужна. У Джироло с Тибуром хватит умения использовать его убийство для разжигания войны. Живой папа нужен только мне".
— Целестин Пятый прогуливается там ежедневно?
— Вот уже шесть дней я наблюдаю за ним, и он всегда появляется здесь в это время. Еще я знаю, когда он бывает во дворе Бельведера. Остальное время папа римский проводит в помещениях, куда отправлять душу слишком рискованно.
Вельг отвел Кондрахина к еще одному шалашу Даботы. Среди густого ольховника шалаш не был виден и за десять шагов. Дабота оказался уже на месте.
— Оставь мне камень. В руки не давай, положи у входа в шалаш. Я пригляжу за ним, а ты отправляйся к Олконе.
Сегодня ведун не только был в военной форме, он нанес на лицо зеленые и коричневые полосы. Дабота закрывал сознание, и вокруг его фигуры крутились слабо различимые при солнечном свете энергетические спирали подготовленных заклятий. Юрий не мог поручиться относительно всего братства, но Дабота свою личную войну уже начал.
Ростиг сидел возле навеса, вплотную прижавшись к низкому заборчику. С другой стороны ограды Олкона неспешно клевала кусок хлеба. Появление Кондрахина птица отметила хлопаньем крыльев, отскочив от него в дальний угол. Ростиг, не изменяя положения тела, негромко поздоровался.
— Олкона согласна терпеть тебя рядом в последний раз. Повтори перемещение к камню. Дабота присмотрит за тобой. И — да будет на тебе благословение Сванвита!
В этот раз перемещение удалось с третьей попытки. Юрий даже остался на ногах, опустившись на одно колено лишь для того, чтобы поднять камень. Из шалаша появились Викус и Светояр, подхватили его под руки и понесли бегом. Сначала ноги Кондрахина волочились по земле, но потом он собрался с силами и поднял их. Ученики оказались крепкими ребятами. Не прошло и десяти минут, как они оказались в ученическом доме. Положив Юрия в комнате Викуса, ученики быстро создали в комнате дополнительные защиты, хотя она и так была неплохо защищена.
Тишина в доме подсказывала, что остальных учеников уже отправили подальше от священного холма. Полежав полчаса, Юрий пришел в себя. Он еще не мог наносить ментальных ударов, но был способен идти, закрывать свое сознание. Однако он предпочел ждать.