Вопреки обыкновению тетушка Мосс уселась на стул без приглашения.
– Я дала ему с собой в дорогу ломоть хлеба и кусок сыра.
– Спасибо, Мосс. Ты очень добра.
– Госпожа Гоха...
Доносящийся из темноты голос Мосс вдруг обрел ту напевность, с которой старуха произносила заклинания и заговоры.
– Я хочу кое-что сказать тебе, дорогуша, невзирая на то, что я знаю о тебе, а мне известно, что ты жила среди сильных мира сего и сама была одной из них. Стоит мне подумать об этом, и слова тут же застревают у меня в глотке. Но все же о некоторых вещах, насколько я знаю, ты не имеешь ни малейшего представления, несмотря на все твое знание рун, Древнего Наречия и всего того, чему ты научилась у мудрецов далеких стран.
– Ты права, Мосс.
– Да уж, наверное. Помнишь, мы разговаривали с тобой о том, как ведьмы распознают себе подобных, и я сказала тогда, – о том, кто сегодня ушел – что кем бы он ни был в прошлом, теперь он не маг, а ты все не соглашалась со мной... Но я была права, не так ли?
– Да.
– Конечно, я была права.
– Он сам в этом признался.
– Ясное дело, признался. К чему ему лгать, называя белое черным, а черное – белым, пока ты окончательно не запутаешься, если мне все про него известно. Он не из тех, кто пытается стронуть с места телегу без вола. Но, если говорить начистоту, я рада, что он ушел, так больше продолжаться не могло, ведь он стал совершенно другим человеком, и ничего тут не поделаешь...
Болтовня старухи показалась Тенар лишенной всякого смысла, если не считать той фразы, где говорилось о тщетности попыток сдвинуть с места телегу без вола.
– Я не могу понять, почему он так напуган, – сказала она. – Но на этот счет у меня все же есть кое-какие соображения. А вот чего он так стыдится, я понять никак не могу. Насколько я могу рассудить, смысл жизни каждого человека в том, чтобы найти занятие по душе и иметь возможность посвятить себя ему. Это доставляет радость и, одновременно, приносит славу. И если ты не можешь больше заниматься любимым делом, если его забрали у тебя, тебе ничего не остается, кроме как найти что-то взамен...
Мосс слушала и кивала, будто во всем соглашалась с Тенар, но после короткой паузы добавила:
– Старику, без сомненья, нелегко вновь стать пятнадцатилетним мальчишкой!
У Тенар с губ едва не сорвался вопрос: «О чем ты, Мосс?», но что-то остановило ее. Она вдруг поймала себя на том, что прислушивается, ожидая возвращения Геда домой из его странствий по склонам Горы, прислушивается, надеясь услышать его голос, что всем своим существом не верит в его отсутствие, Тенар внезапно подняла глаза и посмотрела на ведьму – бесформенный сгусток тьмы, притулившийся на стуле Огиона подле погасшего очага.
– Ага! – воскликнула она, и мириады мыслей вдруг пронеслись за доли секунды в ее сознании.
– Так вот почему, – сказала она. – Так вот почему я никогда...
Спусти некоторое время Тенар спросила:
– Неужели они... неужели волшебники... неужели это заклятие?
– Конечно, дорогуша, – ответила тетушка Мосс. – Они околдовывают сами себя. Кое-кто болтает, будто они подписывают обязательство, нечто вроде брачного договора, только наоборот, и дают клятву, и только затем обретают свою силу. Но я во все это не верю, как и в то, что истинная ведьма может зайти слишком далеко, имея дело с Древними Силами. Да и старый маг мне ни о чем таком не рассказывал. Хотя, насколько мне известно, некоторые ведьмы занимались этим, и ничего страшного с ними не приключилось.
– Те, кто воспитывал меня, проповедовали непорочность.
– Ах да, ты рассказывала мне, одни женщины вокруг, если не считать евнухов. Жуть!
– Ну почему... Я ни разу даже не подумала...
Ведьма громко расхохоталась.
– Это их рук дело, дорогуша. Ты даже и думать об этом не могла! Как, впрочем, и они, раз уж наложили на себя подобное заклятие. Разве они могли делиться с кем-то собственной мощью? Этого просто не могло произойти. Нельзя брать, ничего не давая взамен. Это непреложная истина. Колдуны, как люди, обладающие властью, осознают это яснее, чем кто-либо. Но, знаешь ли, мужчине нелегко перестать быть мужчиной, даже если само солнце повинуется его приказам. Поэтому они с помощью своих заклятий выбрасывают из головы подобные мысли. Навсегда. Даже в наше смутное время, когда чары действуют из рук вон плохо, до меня не доходили слухи о том, чтобы какой-то колдун разорвал путы заклятия и использовал искусство магии для удовлетворения собственной похоти. Даже самых злобных магов удерживает страх. Конечно, они могут творить иллюзии, дурача при этом прежде всего самих себя. И лишь некоторые колдуны самого мелкого пошиба, чародеи-ремесленники и иже с ними, пытаются одурачить своими трюками деревенских простушек, но, насколько я могу судить, эти заклятия немногого стоят. Словом, ни одна из двух великих сил не превосходит по мощи другую, и они текут каждая по своему руслу. Вот как я все это вижу.
Тенар долго молчала, обдумывая услышанное. Наконец она сказала:
– Они держатся особняком.
– Да. Колдуны вынуждены так поступать.
– Но ты же не сторонишься людей.
– Я? Я всего-навсего старая ведьма, дорогуша.
– Насколько старая?
После минутной паузы Мосс ответила из темноты с легкой насмешкой:
– Достаточно старая, чтобы стараться держаться подальше от неприятностей.
– Но ты говорила... Ты же не давала обет безбрачия.
– Что, дорогуша?
– Ну, как мужчины-колдуны.
– А, нет. Нет-нет! Нечасто я этим занималась, но стоило мне взглянуть на мужчину по-особому... никакого ведьмовства, ты знаешь, дорогуша, что я имею в виду... в общем, по-особому, и он начинал ошиваться у моей хижины, как кот у крынки со сметаной: «Мне нужна мазь от чесотки для моей собаки», «Мне нужен отвар для больной тетушки», но я-то знала, что ему на самом деле было нужно, и если мужчина мне нравился, то порою он получал, что хотел. А любовь... знаешь, я не из тех ведьм, что делают это за деньги. По мне, так они порочат наше искусство. Я так скажу: я беру плату за свою работу, а любовью занимаюсь ради собственного удовольствия. А совсем не ради их удовольствия. Когда-то давным-давно я была без ума от одного мужчины, видного такого мужчины, но с жестоким, холодным сердцем. Он давно умер. Это был отец Таунсенда, ты знаешь его. О, я была так влюблена в этого мужчину, что призвала на помощь все свое искусство. Я наложила на него несметное множество заклятий, но все напрасно. Все без толку. Крови из репы не выжмешь. А сюда, в Ре Альби, я попала еще совсем девчонкой, потому что связалась с одним парнем из Порт-Гонта. Я не могла болтать об этом, так как он происходил из богатой и влиятельной семьи. Сила была на их стороне, а не на моей! Его родные не хотели, чтобы их сын путался с простой девчонкой, с неряшливой дурехой, как они меня называли, и решили убрать меня с дороги. Если бы я не дала деру, они прихлопнули бы меня как муху. Но мне и впрямь нравился тот паренек с его пухленькими ручками и ножками и большими темными глазами. Даже спустя столько лет он как живой стоит у меня перед глазами...