– Не из Ре Альби ли тот малый? – спросил Гед, отличавшийся отменным зрением.
– Не отставай, Ферру, – попросила Тенар приостановившуюся девочку. – Какой еще малый?
Она была слегка близорука, и ей пришлось прищуриться.
– А-а, это же торговец овцами, как его там... Таунсенд. Что здесь надо этому стервятнику?
Тенар весь день пребывала в скверном настроении и Гед с Ферру благоразумно промолчали.
Она подошла к стоящему в воротах мужчине.
– Пришел за ягнятами, Таунсенд? Ты опоздал ровно на год. Хотя в загоне, пожалуй, еще остались несколько ягнят этого помета.
– Хозяин уже сказал мне об этом, – заметил Таунсенд.
– Неужели? – съязвила Тенар.
Лицо Спарка налилось кровью от ее пренебрежительного тона.
– Тогда не буду мешать твоим переговорам с хозяином, – бросила она и было развернулась, чтобы уйти, но тут Таунсенд сказал:
– У меня для тебя есть послание, Гоха.
– Вот как?
– Знаешь, старая ведьма, Мосс, совсем плоха. Узнав, что я собираюсь в Срединную Долину, она попросила меня: «Скажи Госпоже Гохе, что я хочу повидаться с ней перед смертью, пусть придет, если сможет».
Стервятник, подумала Тенар, с неприязнью глядя на человека, принесшего дурные вести.
– Она больна?
– Она умирает, – сказал Таунсенд, натянуто улыбнувшись, словно испытывал к старухе симпатию. – Прихворнула зимой, потом ей делалось все хуже и хуже, и вот Мосс попросила меня сказать тебе, что она хочет повидаться с тобой перед смертью.
– Спасибо, что передал послание, – сухо поблагодарила его Тенар, повернулась и зашагала к дому. Таунсенд со Спарком отправились к овечьим вагонам.
Тенар сказала Геду и Ферру, когда они все вместе готовили обед:
– Я должна сходить к ней.
– Конечно, – согласился Гед. – Мы пойдем с тобой, если ты не против.
– Правда?
В первый раз за этот день лицо ее просветлело, словно ветер развеял грозовые тучи.
– Ох, как... как я рада... мне не хотелось просить, я подумала, может... Ферру, ты не возражаешь против того, чтобы какое-то время вновь пожить в домике Огиона?
Ферру задумалась.
– Я смогу проведать свое персиковое деревце, – сказала она.
– Да, а также Хифер... и Сиппи... и Мосс, бедняжка Мосс! Ох, мне так давно хотелось навестить их, но как-то не случалось. Да и за фермой необходимо было присматривать...
Ей показалось, что существовала еще одна, более веская причина, по которой они не могла вернуться, более того, сама того не осознавая, она даже думать себе не позволяла о возвращении. И не подозревала до сегодняшнего дня, что ей так хочется вернуться. Но Тенар никак не могла вспомнить, что это была за причина, разгадка все время ускользала от нее, словно тень или забытое слово.
– Надеюсь, за Мосс присматривают, и кто-нибудь додумался послать за лекарем. Она единственная знахарка на всем Обрыве, но внизу, в Порт-Гонте, наверняка есть люди, которые могут ей помочь. Ах, бедняжка Мосс! Мне хочется выйти прямо сейчас, но уже слишком поздно. Завтра, рано утром. И хозяину придется самому готовить себе завтрак!
– Он научится, – сказал Гед.
– Нет, не научится. Он найдет какую-нибудь дурочку, которая будет делать это за него.
Тенар окинула взглядом кухню. Лицо ее раскраснелось, глаза метали молнии.
– Я скоблила этот проклятый стол последние двадцать лет. Надеюсь, она это оценит!
Таунсенд принял приглашение Спарка поужинать с ними, но на ночь торговец овцами не остался, хотя ему, конечно, по законам гостеприимства, был предложен кров. В противном случае ему пришлось бы уступить одну из кроватей, а Тенар эта мысль не нравилась. Она была рада видеть, как он уходит по тропинке в деревню, к своим знакомым, в голубоватых сумерках теплого весеннего вечера.
– Мы на рассвете уйдем в Ре Альби, сынок, – сказала она Спарку. – Ястреб, Ферру и я.
Он выглядел слегка испуганным.
– Просто, вот так уйдете, и все?
– Как ты пришел, как ты явился сюда, – сказала его мать. – Теперь взгляни-ка сюда, Спарк. Это шкатулка с деньгами твоего отца. Здесь семь костяных пластинок и долговые расписки старого Бриджмана, но он никогда не расплатится по ним, ему печем платить. Эти четыре андрадских пластинки Флинт выручил, продав овечьи шкуры в Вальмуте какому-то чужеземному торговцу четыре года назад. А тремя хавнорианскими Толи расплатился с нами за ферму у Высокогорного Ручья. Я заставила твоего отца купить эту ферму, помогла ему привести ее в порядок и продать ее. Я возьму эти три пластины, они принадлежат мне по праву. Остальные, так же, как и ферма – твои. Ты теперь хозяин.
Высокий, худощавый юноша будто оцепенел, уставившись на шкатулку с деньгами.
– Возьми все деньги. Мне они ни к чему, – прошептал он.
– Мне они тоже не нужны. Но спасибо, что предложил, сынок. Сбереги эти четыре пластинки. Когда женишься, подари их от моего имени своей жене.
Она убрала шкатулку туда, где Флинт всегда держал ее – на самую верхнюю полку серванта, за большую тарелку.
– Ферру, собери свои вещи сейчас, потому что завтра мы выйдем из дома очень рано.
– Когда ты вернешься? – спросил Спарк. Его тон напомнил Тенар, каким беспокойным, болезненным ребенком он был когда-то. Но она ответила лишь:
– Не знаю, дорогой мой. Если во мне возникнет нужда, я приду.
Тенар занялась дорожными мешками и походной обувью.
– Спарк, – сказала она. – Сделай кое-что для меня.
Он сидел у очага, угрюмый и встревоженный.
– Не откладывая в долгий ящик, сходи в Вальмут и повидайся с сестрой. Скажи ей, что я вернулась на Обрыв. Если я ей понадоблюсь, скажи, пусть сразу даст мне знать.
Он кивнул, наблюдая за Гедом, который уже упаковал свои нехитрые пожитки с быстротой и уверенностью опытного путешественника, и теперь расставлял тарелки, чтобы оставить кухню в полном порядке. Покончив с этим, он сел напротив Спарка и стал вдевать новый шнур в петли на горловине своего дорожного мешка.