Если бы она умела летать! Но она не была одной из крылатых.
Она бросилась бежать со всех ног через поля, мимо домика тетушки Мосс, мимо хижины Огиона и загона для коз, по тропинке, ведущей к краю утеса, где она еще ни разу не была, поскольку могла видеть только одним глазом. Она была настороже и ни разу не оступилась. Она стояла на самом краю. Далеко внизу шумело море, в бездонной глубине неба сияло солнце. Она посмотрела на запад другим глазом и выкрикнула другим голосом Имя, к которому ее мать взывала во сне.
Не дожидаясь ответа, она повернулась и поспешила обратно – сперва к хижине Огиона, чтобы посмотреть, насколько подросло ее персиковое деревце. Старое дерево стояло все усыпанное маленькими зелеными персиками, но саженца нигде не было видно. Вероятно, его съели козы. Или он засох, потому что она его не поливала. Она постояла там еще немного, надеясь обнаружить на земле хоть ямку от него, затем тяжело вздохнула и отправилась через поля к дому тетушки Мосс.
Цыплята кинулись врассыпную с громким кудахтаньем и писком, протестуя против ее вторжения. В наполненной резкими ароматами хижине было темно.
– Тетушка Мосс! – позвала она голосом, предназначенным для людей.
– Кто здесь?
Старуха пряталась в своей кровати. Она была жутко напугана и пыталась отгородиться от незваных гостей горсткой камней, выложенных в ряд, но без толку – у нее не хватило на это сил.
– Кто это? Кто здесь? Ой, дорогуша... моя маленькая девочка, моя красавица, что ты здесь делаешь? Где она, где твоя мать, ох, неужто она тоже здесь? Она пришла? Не входи, не входи, дорогуша, на мне лежит проклятие, он проклял старуху, не приближайся ко мне! Не приближайся!
Она заплакала. Девочка протянула руку и коснулась ее плеча.
– Ты – холодная, – сказала она.
– А ты горячая, как огонь, малышка, твоя рука обожгла меня. Ох, не смотри на меня! Из-за него моя плоть гниет и ссыхается, но он не дает мне умереть. Он сказал, что я приведу вас сюда. Я пыталась умереть, пыталась, но он держит меня, не позволяет расстаться с жизнью, не дает мне умереть, ох, позволь мне умереть!
– Тебе не надо умирать, – сказала, нахмурившись, девочка.
– Малышка, – прошептала старуха, – дорогуша... назови меня по Имени.
– Ната, – сказала девочка.
– Ах. Так я и знала. Освободи меня, дорогуша!
– Я должна подождать, – сказала девочка. – Пока они не придут.
Ведьма перестала дрожать и задышала легко и свободно.
– Пока кто не придет, дорогуша? – прошептала она.
– Мой народ.
Девочка крепко сжимала в своей руке большую, прохладную, похожую на вязанку хвороста, ладонь ведьмы. Теперь снаружи хижины было так же темно, как внутри нее. Ната, которую все звали Мосс, уснула. Вскоре и девочка, что сидела на полу у ее матраца в окружении несушек, тоже заснула.
Мужчина вошел вместе со светом.
– Вставай, Сучка, вставай! – рявкнул он.
Она встала на четвереньки.
Он рассмеялся и сказал:
– Вставай на ноги! Ты же умная Сука, ты ведь умеешь ходить на задних лапах, не так ли? Правильно. Сделай вид, будто ты – человек! А теперь давай-ка прогуляемся. Пошли!
Он дернул за поводок, прикрепленный к сжимающему ее горло ошейнику, и она пошла за ним.
– Ну вот, теперь ты веди ее, – сказал он, и поводок взял в руки тот, кого она любила, но чьего Имени больше не помнила.
Тут из тьмы возникли остальные. Каменный зев открылся и, выпустив их, снова захлопнулся.
Он ни на шаг не отходил от нее и от того, кто держал поводок. Остальные, их было трое или четверо, шли за ними.
Поля седели от росы. Гора черным силуэтом выделялась на фоне розовеющего небосвода. В садах и в кустарниках одна за другой начали заводить свои трели птицы. Они подошли к краю мира и зашагали вдоль него. Наконец, они остановились на узком, голом каменном выступе. На камне была прочерчена борозда, и она уставилась на нее.
– Ястреб столкнет ее, – сказал он. – А затем полетит сам.
Он расстегнул ошейник и снял его.
– Встань на край, – приказал он. Следуя за бороздой в камне, она приблизилась к обрыву. Внизу бушевало море. Вокруг раскинулись бескрайние просторы неба.
– Теперь Соколу достаточно лишь слегка подтолкнуть ее, – сказал он. – Но сперва давайте выясним, не желает ли она что-нибудь сказать нам напоследок. Ей, наверняка, не терпится высказаться. Женщины любят молоть языком. Не хотите ли что-нибудь сказать нам, леди Тенар?
Она не смогла вымолвить ни слова, лишь указала пальцем на небо над морем.
– Альбатрос, – сказал он.
Она громко рассмеялась. В безбрежном океане света, лившемся из дверного проема неба, парил дракон, оставляя всполохи пламени за своим причудливо изогнутым, закованным в броню телом.
– Калессин! – крикнула она, затем повернулась и, схватив Геда за руку, повалила его на голый камень скалы, так что огненный язык прошел над ними. Мелькнуло чешуйчатое тело дракона, засвистел ветер в поднятых крыльях, заскрежетали о камень острые, как бритва, когти.
Налетел ветер с моря. Крохотный побег чертополоха, проросший в трещине скалы у ее ладони, клонился под его порывами.
Гед был рядом с ней. Они лежали, прижавшись друг к другу, на крохотном пятачке между морем и драконом.
Тот искоса посмотрел на них большим желтым глазом.
Гед произнес хриплым, дрожащим голосом какую-то фразу на драконьем языке. Тенар поняла ее без труда: «Благодарим тебя, Старейший».
Глядя на Тенар, Калессин спросил гулким, словно удар гонга, голосом:
– Аро Техану?
Девочка, вдруг вспомнила Тенар. – Ферру!