— Пожалуйста, не надо. Я заслужила это, а когда я пришла в себя, мне даже стало смешно. Тесс тоже была в моей комнате, но он не заметил ее. Я сказала Стиву, что признаю его права, и он вышел вон. А Тесс какая смешная! Ее не очень-то волновало, что я чувствовала после этого удара. Она только бормотала: «Мой Бог, неужели и меня он тоже когда-нибудь так отделает? Наверное, так и будет».
— Разбойник! — проворчал Додж. — Тебе было больно?
— Больно! Ты видел когда-нибудь, какие у Стива руки? Это не рука, а молоток. Честно. После этого я долго не могла сидеть.
— Ага. Судя по тому, как ты мне это рассказываешь, ты думаешь, что мне тоже будет смешно.
— А что, нет? — с наигранным удивлением спросила она. Тогда он догадался, что она изо всех сил сдерживается, чтобы скрыть свои истинные чувства.
— Да что-то пока не очень. Может, когда-нибудь я вместе с тобой посмеюсь над этим. Послушай, но мы совсем забыли об обеде! Нан, ты слишком добра ко мне. Но боюсь, мне сейчас не до еды.
— Думаю, я смогу убедить тебя немного поесть.
— Каким это образом?
— Я постараюсь подкупить тебя, — сказала она, храбро улыбнувшись.
— Не понимаю.
— Ну, о том, что Стив говорил, я съем тебя живьем.
— Ага, ты, наверно, подслушивала.
— Но что он имел в виду?
— Ну, так обычно говорят в долине о влюбленных.
— А-а. Но что это значит?
Она покраснела.
— Додж, я серьезно.
— Проклятие. Как-нибудь потом я объясню тебе, — сказал он и с упрямым видом приступил к задаче поглощения пищи. Чем больше он ел, тем сильнее рос его аппетит, и Додж не успокоился, пока не уничтожил все, что Нан принесла ему.
— Ну, вот и все, миссис Мерсер, — храбро заявил он.
— Хорошо, мистер Додж, а теперь представьте, что вы кое-что сделаете, — сказала Нан, приняв шутливый тон. — Побрей свою мрачную грязную физиономию, надень воскресную рубашку и шарф, пока я провожаю наших гостей. Когда они уйдут, мы вместе отправимся в наше потайное местечко около ручья, где мы когда-то с тобой встретились.
— Нан, ты меня обманываешь, — с сомнением ответил он.
— Почему же?
— Вы все меня по очереди то обманываете, то пугаете. Лилли для меня оказались совершенно новой породой. Я никого из вас не могу понять.
— Глупости, все мои мысли на поверхности, я прозрачна, как наш ручеек. А теперь давай, иди, приводи себя в порядок.
Лес был тих и прохладен. Белки роняли сосновые шишки, и они с мягким стуком падали на подстилку из игл. Деревья стояли не шелохнувшись, даже легкий ветерок не тревожил верхушек. Только ручей по-прежнему бормотал свои тихие речи. Все больше деревьев меняли свои зеленые одеяния на золото и багрянец.
Нан не произнесла ни слова, пока они не остановились на берегу ручья.
— Идем, здесь легко можно перейти по камням.
Она повела его за собой туда, где берег образовывал выступ почти до самой середины ручья, а дальше легко можно было перейти по двум большим камням, не покрытым водой.
— Мне надо было бы перейти к тебе вброд, как в тот день, — меланхолично сказала Нан.
— Почему? — с удивлением спросил он, хотя ему была очень приятна такая сентиментальность с ее стороны.
Она не стала отвечать ему. Вскоре они очутились в своем зеленом убежище, хотя теперь оно окрасилось в другие цвета — на скале лежали красные и пурпурные листья, а свод над ними сиял всеми оттенками желтого.
— Знаешь, Нан, я бы полюбил этот уголок, если бы не мучительная мысль, что ты уже бывала здесь с другими своими возлюбленными, — ревниво сказал он.
— Додж, кроме тебя у меня никогда не было никакого возлюбленного, — серьезно ответила она.
Он ожидал, что она сядет рядом с ним, но вместо этого Нан опустилась на колени и прилегла, повернув к нему лицо.
— Додж, ты рад, что женился на мне? — робко спросила она.
— Ну что ты, Нан, что за вопрос!
— Ты будешь заботиться обо мне и помогать мне с маленьким Роком и Риллом?
— Господи! Да я благодарю небо, что смогу это делать!
Он заглянул ей в глаза и увидел в них отражение тревоги и неуверенности ее души. Его пронзило острое чувство нежности к ней. Она обвила его шею и положила голову ему на грудь.
— Я раньше не понимала людей, живущих в лесной глуши, не понимала их жизни, пока не очутилась в Техасе, — сказала она. — Только там я узнала массу вещей, которым меня никогда не учили в школе. Потом я приехала домой. Я все видела, все понимала, но так и не смогла полюбить этой жизни. С того дня, как я вернулась, и до этой минуты я чувствовала только горе и тоску. Но теперь я счастлива — счастлива, несмотря на то, что больше нет папы и Бена. Что-то ужасное должно было произойти, прежде чем в нашем доме все изменилось к лучшему. Но вот и все позади. Только сейчас я полюбила эту страну, этих людей. И я хочу жить и работать здесь.