Техническая ошибка
Корпоративная повесть, лишенная какого-либо мелодраматизма
Александр Степаненко
© Александр Степаненко, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Корпоративная повесть, лишенная какого-либо мелодраматизма1
Я всегда могу выбрать, но я должен знать, что даже в том случае, если я ничего не выбираю, я тем самым все-таки выбираю.
День первый
У Антона Щеглова было два мобильных телефона. Оба – служебные. Один номер знали все, другой – немногие. Первый он мог выключать, второй – должен был быть всегда доступен, чтобы корпоративное начальство могло прибегнуть к нему в любое время дня и ночи.
Но на ночь он все равно выключал оба.
А тут – не успел.
Он уже занес палец над кнопкой отключения, когда телефон неожиданно зазвонил. Унылая мелодия «Песни смерти»2 разлилась по комнате. Жена вздрогнула во сне и открыла глаза. Такой звонок не предвещал ничего хорошего. Был час ночи.
Щеглов посмотрел на определившийся номер, брезгливо раздул ноздри и с чувством, но негромко выругался матерным словом, означающим предельную степень досады.
– Да, – сказал он, взяв трубку.
– Антон Сергеевич, добрый день, диспетчерская, – произнес голос из трубки. Голос был, одновременно, и несколько извиняющийся, и несколько с напором, и с механистическим отзвуком многократно повторяемой на разные лады фразы. В выходные, в праздники, ранним утром и поздним вечером, когда не было на месте тех, в чьи непосредственные функции входит «соединить» с кем-нибудь, именно посредством этих дежурных круглосуточной диспетчерской службы, обязанностью которых вообще-то было вовсе не это «соединить», а наблюдение за обстановкой на всех разбросанных по огромной территории страны «промыслах» и производствах, начальство, осененное какой-нибудь не терпящей отлагательства управленческой идеей, лишало покоя и сна своих сотрудников. И потому каждый раз, слыша в трубке «диспетчерская», Щеглов ловил себя на мысли, что разговаривает будто бы с хорошо знакомым человеком. А между тем, и для него, и для многих других сотрудников корпорации эта «диспетчерская» безлико существовала только голосом в трубке; ни одного из тех, кто приветливо, как доброго знакомого, называл его по имени-отчеству и вынужденно сообщал, что не видать ему покоя, никого из них никогда он не видел в лицо; а если и видел в офисных коридорах, то не знал, что это и есть обладатели тех самых, до дрожи знакомых, голосов.
– Вообще-то доброй ночи, – глухо сказал Щеглов.
Диспетчер на вежливый упрек никак не отреагировал. Это явно выходило за рамки единообразного набора фраз, которые он, заучив, не задумываясь, повторял в различных вариациях любому своему собеседнику.
– Анатолий Петрович звонил, просил вас перезвонить ему на мобильный.
– На какой из них? – спросил Щеглов.
Он давно запутался в постоянно сменяемых телефонах своего начальника. С ними все время происходили какие-то хаотические метаморфозы: появлялись новые номера, потом почему-то всплывали старые, потом всплывали еще более старые, потом опять появлялись какие-то новые. Никакого дальновидного замысла в этой смене номеров не проглядывалось. Возможно, в этом, собственно, и был замысел.
Диспетчер назвал номер.
– Хорошо, – сказал Щеглов и отключил диспетчера.
Тяжело вздохнув, встал с кровати.
– Чего там? – сонно спросила жена.
– Ну – чего?! – раздраженно бросил он вопрос на вопрос, выходя из комнаты.
Сегодняшний, а точнее уже вчерашний, день на работе не предвещал, казалось, никаких особых проблем. Был вторник рабочей недели, предшествующей трем выходным мартовских праздников. Его начальник, он же начальник и всей корпорации, собирался вроде бы назавтра в свой Куршевель3, и сегодня уехал из офиса довольно рано. Спокойно, без суетливости, создаваемой обычно присутствием начальства, закончил Антон сегодня все дела на работе, проплыл свои регулярные два километра в бассейне находившегося неподалеку от дома фитнесс-клуба, приятно уставший и расслабленный добрался до дома, уже собирался ложиться спать. И тут – на тебе!
Правда, могло, могло это все еще рассеяться пшиком – Щеглов знал своего начальника. Вполне может статься – тому лишь захотелось перед отъездом раздать своим подчиненным, в том числе Антону, какие-нибудь указания и наставления, представлявшиеся ему крайне важными, своевременными и неотложными, а до утра он боялся запамятовать посетившие его на ночь глядя мысли. Хотя, конечно, в такое время…
Щеглов набрал названный диспетчером номер. Президент Топливной компании Анатолий Петрович Ковыляев взял трубку после первого же гудка.
– Добрый вечер, Анатолий Петрович, – сказал Щеглов, стараясь казаться максимально бесстрастным.
– Добрый вечер, – осторожно ответила трубка.
Богом данный Ковыляеву голос был мягкий и даже бархатный. Но его подчиненным он быстро переставал казаться таким: гонор человека, чувствующего свою власть над другими, добавлял этому голосу неприятные, надменно дребезжащие нотки.
– Это Щеглов, – торопливо добавил Антон.
– Да, Антон Сергеевич, – тут же, как только Ковыляев узнал его, дребезгливо затарахтела трубка. – Мы тут были у главного начальника и решили, в общем-то, все наши основные вопросы, решили в плане, весьма выгодном для нас, получили все необходимые указания. Завтра мы должны сделать совместное заявление, так что вы сейчас свяжитесь с вашим коллегой, ему соответствующие указания уже даны, и готовьте заявление.
Хотя понять с ходу все содержательные аспекты этой тирады было труднодоступно, Щеглов каким-то жжением у шейного основания почувствовал, что в этот раз его надежды на очередное бессмысленное поручение, которое можно было бы просто пропустить мимо ушей до следующего напоминания, если такое вообще случится, не оправдывались.
– Завтра давайте часов в 8 ко мне с текстом заявления.
На этом Ковыляев, посчитав, видимо, свою мысль исчерпывающе изложенной и законченной, отключился.
В этой его скоротечной и маловнятной манере общаться по телефону не было, впрочем, для Антона ничего непривычного. Как и любой высокопоставленный руководитель, приписывающий себе, естественно, для пущей уверенности массу профессиональных достоинств, Ковыляев никогда не считал необходимым вносить излишнюю ясность в формулировки излагаемых своим сотрудникам приказаний и пожеланий. Каждый такой разговор был испытанием, в свою очередь, профессиональных достоинств его подчиненных, и по их реакции Анатолий Петрович, видимо, составлял своеобразный рейтинг личных предпочтений.
Так, если сбитый с толку человек пытался вновь связаться с руководителем, уточнить «кое-какие детали», разобраться, чего же от него хотят, его можно было пошпынять за недостаточную сообразительность и возвысить на него голос со словами вроде: «Почему я должен по десять раз повторяться?!», или: «Ну сколько же раз мне нужно вам объяснять?!», или: «Что же, интересно, я сказал непонятного?!»; от появления такой возможности, наряду с некоторым раздражением, Ковыляев, без сомнения, испытывал каждый раз и приступ тщеславного блаженства; а потому, в целом, к таким сотрудникам президент Топливной компании относился снисходительно, привечал их.
Если же обескураженный исполнитель в ужасе застывал с зажатой в руке трубкой, холодел от осознания того, что ровным счетом ничего из того, что сказал ему целый, страшно подумать, президент компании, он не понял и не имел шансов понять; и полностью раздавленный собственным ничтожеством на фоне стратегического полета мысли крупного руководителя, он ничего не переспрашивал, боясь навлечь на себя вельможий гнев, а свой страх и трепет транслировал беспричинным гневом на собственных подчиненных, начинал собирать их на бесконечные совещания и уже им, также ничего не понимающим, устраивать разносы за профнепригодность и недостаточную расторопность в выполнении поставленных, но толком не разъясненных благодетелем задач; если это происходило так – то именно на такого «исполнителя» изливались все возможные и невозможные блага, грела его самая глубокая и искренняя привязанность испытывающего наставнический экстаз Анатолия Петровича. Таких подчиненных он отечески любил и охотно продвигал по службе.
1
Не подтверждая истинности событий, описанных в повести, автор считает своим долгом сообщить: события, похожие на изложенные, вполне могли иметь место в начале 21-го века в России. Тем не менее: все эти события, а также имена, фамилии и отчества героев вымышлены, любые совпадения случайны. Если же кому-нибудь когда-нибудь и покажется, что он на самом деле участвовал в подобных событиях, или слышал о чем-то, их напоминающем, или знаком с кем-то из персонажей, или сам похож на кого-то из них, – за это автор не несет никакой ответственности.
2
Dying song – заунывная трагическая мелодия из фильма Эмира Кустурицы «Жизнь – это чудо».