Пациент лежит на кушетке, напряженно вытянувшись. Его кулаки и челюсти сжаты, на щеке выступают напряженные мускулы, лодыжки перекрещены и тоже сжаты, лицо залито краской, глаза пристально смотрят прямо перед собой, он молчит. Через несколько минут он говорит: «У меня депрессия. Даже больше, чем раньше. Я ненавижу себя. Прошлой ночью я беспощадно бил себя… (пауза). И это оправданно. Я не могу продуцировать… (пауза). Я ничего не достиг… Я застрял. Я не хочу работать. Я отказываюсь работать, когда я себя так чувствую… (молчание). Я не хочу говорить… (длительное молчание)».
Слова произносились короткими, обрезанными фразами, разделенными на слоги. Он говорил так, как будто выплевывал слова. Я мог почувствовать по его тону, манере, позе, что он рассержен, даже более того, он язвительно и вызывающе рассержен. Хотя он говорит только о том, что он ненавидит себя, я чувствую, что он рассержен и недоброжелателен по отношению ко мне. Кроме того, я насторожился, когда он сказал: «Я не могу продуцировать. Я застрял». Все это, содержание и отношение, показывает наличие какого-то вида злобной анальной реакции. Я остаюсь спокойным, а затем, после продолжительного молчания, говорю ему: «Кажется, вы ненавидите не только себя, но еще и сердитесь и озлоблены на меня». Пациент ответил: «Я сержусь на себя. Я проснулся в 12:15 и потом уже не мог спать, я то дремал, то просыпался (молчание). Я не хочу работать. Я бы скорее отказался от анализа, чем продолжал его. И вы знаете, я почти могу это сделать, это странно говорить, но почти могу это сделать. Я могу прямо сейчас бросить его и не возобновлять до конца жизни. Я не хочу понимать это. Я не хочу работать».
Снова я подождал, а затем, через какое-то время, сказал: «Но этот вид гнева кое о чем говорит нам. Это больше, чем просто ненависть к себе». Пациент ответил: «Я не хочу разгонять свой гнев. Я чувствую, что сержусь, но не хочу отделаться от этого, хочу удержать это чувство. Я продолжаю это делать весь день, весь такой день, как сегодняшний. Все это ненависть и гнев. Я чувствую отвращение к себе. Я знаю, что вы собираетесь сказать, что это отвращение связано с туалетом, но я не имею в виду отвращение. Я подразумеваю то, что я ненавижу себя, хоть я и использую слово «отвращение». Я думаю об убийстве, о том, чтобы быть повешенным, о том, чтобы быть повешенным на виселице, я вижу себя с веревкой на шее над люком, он открывается, и я падаю, и я жду, когда он откроется, и жду падения, и жду, когда сломается моя шея. Я могу себя чувствовать, я представляю себя умирающим. Или еще, я представляю себя расстрелянным командой стрелков. Меня всегда уничтожали власти и государство, и всякие организации. У меня был нездоровый интерес к повешению и к тому, чтобы быть повешенным, меня всегда притягивали люки. Более меня притягивало повешение, чем расстрел. При повешении возможно гораздо больше вариантов, и оно гораздо чаще встречается. За все это я ненавижу себя».
И снова наступило молчание, а затем я сказал: «Это не только ненависть и не только по отношению ко мне». На это пациент ответил: «Я не уступлю этому. Я не собираюсь уступать вам. Вы пытаетесь убрать что-то из меня. Я не хочу допускать, что в этом есть какое-то удовольствие. У меня такое ощущение, что вы ненавидите саму мысль о моем удовольствии, а я ненавижу это. Меня бесит все это. Я думаю, что вы в действительности не терпите ничего, что доставляет мне удовольствие. Вы обвиняете меня, вы ужасный, злобный человек, вы нападаете на меня. Я должен выдержать, я должен бороться с вами. Кажется, вы насторожены моим грязным характером, и я должен отрицать это и говорить, что всего этого нет. Я должен согласиться, что ужасно, если бы было так».
В этот момент я сказал: «Да, и вы бьете себя для того, чтобы не дать мне сказать что-нибудь». На это пациент ответил: «Да, и я бы хотел знать, почему повешение, почему люк, что-то есть в этом люке и в «туалетном смущении». Я просто не хочу, чтобы вы сказали это. Я все еще негодую на вас, и я чувствую, что самобичевание – это защита… (пауза). Вы знаете, это смешно, но теперь у меня такое чувство, будто я только что начал анализ, что я, в сущности, неанализирован, и я бы хотел знать, как много это займет времени – впрочем, это все равно».
Я использую этот случай для иллюстрации следующего: то, как именно был рассержен пациент, форма сопротивления – язвительная, анальная злоба – было началом важной части анализа. Мы шли от язвительной злобы к фантазии о повешении, которая затем привела к туалетным фантазиям и обратно, к проекции анальной враждебности на меня. Последующие месяцы анализа открыли много важных исторических детерминант. Ключом ко всему этому, однако, было анальное качество сопротивления, способ, которым он рассердился на той сессии. Осознавая, что злоба и вызывающее поведение типичны для анальной фазы развития либидо, он понял, что ощущение того, что он завяз, не хочет продуцировать, сжимает челюсти, его садистские и мазохистские фантазии избиения, стыд также являются элементами анальной фазы. Это было решающим в работе с сопротивлением на той сессии.