– И если допустить второе, как всеобщее положение вещей, то поэтому нас никто и не находит и никогда не найдёт. Разве только во сне.
– Если хочешь, могу предложить ещё один вариант. Пусть тело не может существовать вне пределов родной планеты. Но есть ещё и разум, нетленная душа. Может быть, инопланетный разум кишмя кишит вокруг нас, просто мы не готовы к контакту.
– Но в этом случае можно допустить и реальность происходящего со мной?! – воскликнул Сергей.
– В том-то и дело, – было ему ответом. – Так что же произошло с тобой во втором сне?
– Удивительная история. Я одновременно был и основным действующим лицом, и наблюдателем со стороны.
– Ну, тогда рассказывай как наблюдатель.
Планета Ад
Огромные кулаки Сергея, спокойно лежащие на давно не скоблёных досках массивного стола, своей величиной и спокойной расслабленностью вызывали невольное уважение к их обладателю. Набитые костяшки указательного и среднего пальцев говорили о постоянном использовании с вполне определённой целью. Руки Сергея наверняка вызвали бы прилив творческого вдохновения у ваятеля. Оголённые до локтей кисти и предплечья, обвитые тугими жгутами мышц под гладкой, несколько смуглой упругой кожей, были абсолютно правильной, классической формы. Малейшее шевеление пальцев, просто намёк на движение, отзывалось яркими аккордами игры в этих не знающих усталости живых волокнах. Но сейчас руки молчали. Да и вся фигура Сергея с нависшим над столом огромным торсом с прямыми квадратными плечами являла собой полную неподвижность пребывающего в нирване йога.
Абсолютно неподвижным было и словно высеченное из мрамора лицо античного воина. Правда, от классических древнегреческих лиц лицо Сергея отличалось высоким выпуклым лбом над незначительно выступающими буграми надбровий. Но это отличие отнюдь не вызывало желания с вызовом посмотреть в широко сидящие большие глаза, неожиданно ярко-синего цвета. Впрочем, высокий лоб мыслителя и ярко-синие широко открытые глаза поэта нисколько не противоречили глубокой волевой складке между бровями и привычно плотно сжатым, рельефно очерченным полным губам.
В тоже время каждая клетка этого очень сильного и не знающего лености тела сейчас излучала крайнюю скуку. Скуку царя зверей, потерявшего смысл и цель вечной борьбы за существование. Это было общее, труднообъяснимое впечатление. Потому что, например, лицо Сергея не выражало ничего, закрывая непроницаемой маской душу. Да и стена отчуждения от всего мирского, вполне уместная для удалившегося от мира с целью окончательного самопознания йога, не совсем уместна в «Райском уголке», где Сергей в настоящее время находился. Не уместна хотя бы потому, что вступала в полное противоречие с творившейся вокруг вакханалией.
В таверне «Райский уголок» стоял рёв стада разбушевавшихся буйволов. Человек, попавший сюда впервые в этот момент, подумал бы, что наступил конец света и все сошли с ума. Но для завсегдатаев этот отчаянный содом давно стал привычным способом развлечения.
Трещали железные челюсти под ударами чугунных кулаков и глухо стонали прочно сколоченные грубые тяжёлые скамьи, опускаясь на не менее твёрдые черепа. Время от времени среди летающих бутылок, тарелок и другой кухонной утвари, запущенной твёрдой рукой с не вызывающей сомнения целью, мелькало летящее через весь зал тело. Обладатель его в полёте намётанным взглядом подыскивал место наиболее удачного приземления на головы и спины мечущихся под ним людей.
Заинтересованный наблюдатель, если бы такой нашёлся в этой всеобщей свалке, наверняка обратил бы внимание на тот факт, что в потасовке не участвуют два человека. Неподвижный и внешне безучастный ко всему Сергей – и хозяин таверны, спрятавшийся под бронированной стойкой, в специально для этого сделанном углублении.
Хозяин таверны сидел в укрытии с видом человека, переживающего часто происходящее и поэтому привычное стихийное бедствие., Он, большой, грузный, немолодой лысеющий брюнет с отвислыми щеками с трудом помещался в своём искусственном убежище, подтянув толстые колени к подбородку. Это говорило о том, что убежище делалось одним из его предшественников, менее массивного телосложения. Ему сильно мешала ваза из прозрачного розового минерала, которую он нежно прижимал к жирной груди, оберегая как малого ребёнка. Судя по выражению лица, его больше ничего не волновало, что указывало на давно выработанную привычку к подобным делам.