Что есть реальность? Что есть роза? Можно перефразировать Гертруду Стайн и заявить, что роза — это роза, это роза, — в надежде на то, что повторение придаст нашим словам напряженность, избыточность и истинность. Однако одинаковы ли розы, которые видят разные люди?
Ортега-и-Гассет пишет о реальности: "Этот ясень — зеленый и стоит справа от меня… Когда солнце скроется за этими холмами, я пойду по одной из едва заметных тропинок, пролегающих, в высокой траве, словно в воображаемом лесу… Тогда ясень останется зеленым, но он уже не будет справа от меня… Как ничтожна была бы всякая вещь, если бы она была только тем, чем является в отдельности! Как она была бы жалка, как бесплодна, как неопределенна! Можно сказать, что в каждой вещи заложена какая-то скрытая потенциальная возможность быть множеством других вещей, и эта возможность высвобождается и раскрывается, когда вещь вступает в соприкосновение с другими. Можно сказать, что всякая вещь оплодотворяется другой; что они стремятся друг к другу, как мужское и женское начало; что они любят друг друга и жаждут соединиться, собраться в сообщества, в организмы, в структуры, в миры… "Смысл" вещи — это высшая форма ее сосуществования с другими вещами… Другими словами, это мистическая тень, которую отбрасывает на нее вся остальная вселенная"4.
Таким образом, реальность представляется нам розой или ясенем плюс тот порядок, в котором мы с вами их располагаем. Это тот смысл, который мы придаем совокупности фактов, признаваемых нами за факты. И есть еще один шаг. Реальность должна быть разделена с другими людьми — с другими людьми, признающими ее законность.
Выработка мировосприятия
Общественно признанное мировосприятие придает форму реальности, которая, в свою очередь, придает форму личности. Индивид, еще в раннем возрасте научившийся воспринимать реальность, преподносимую ему как объективную, создает себе светофильтры, которые останутся с ним на всю жизнь. Люди, внушающие эту реальность ребенку, — это, как отмечает Герберт Мид, "значимые другие", навязывающие ему свое определение ситуации: "Индивид воспринимает себя как такового не непосредственно, а лишь косвенно, с конкретной точки зрения других индивидуальных членов той же социальной группы или с обобщенной точки зрения социальной группы, к которой он принадлежит… Именно сам социальный процесс ответственен за возникновение "я"; оно не существует как "я" в отрыве от такого внутреннего ощущения"5.
В центре внимания Мида находится уже не простая линейная причинно-следственная зависимость, а обратная связь. Его интересует весь танец. Он видит весь организм: "я" в контексте является также частью контекста значимых для "я" других.
Гарри Стак Салливан использует представления Мида о диалектическом взаимообмене между "я" и контекстом в своих теориях межличностной психиатрии: "Поощрения и ограничения со стороны родителей и значимых других становятся частью "я"… Поскольку одобрение значимого лица очень ценно, а неодобрение приносит неудовлетворенность и вызывает тревогу, "я" приобретает огромное значение. Оно позволяет сосредоточиваться на мельчайших подробностях действий, вызывающих одобрение или неодобрение, но, как и микроскоп, оно мешает видеть весь остальной мир"6.
Исходя из того влияния, которое значимые другие оказывают на ребенка, Салливан приходит к выводу, что раннее "я" — это выработка "я" плюс контекст. Однако Салливан, ограниченный индивидуальной, линейной парадигмой, отходит от представления о "я" в контексте, чтобы постулировать включение значимых других во внутренний опыт. Танец жизни словно переносится вовнутрь и перестает привлекать к участию в конструировании реальности постоянно происходящие взаимодействия со значимыми другими.
Особенности конструирования индивидуальной реальности можно изучать, рассматривая способы включения контекста во внутренний опыт; можно подойти к проблеме и с противоположной стороны, рассматривая пути воздействия на индивида социальных институтов. Оба подхода создают проблему интерфейса. Социологи остаются слишком далекими от конкретной реальности индивида, интересуясь лишь гомогенизированной реальностью института. Теоретики же индивидуальности увязают в невероятных личных сложностях, отражающихся на взаимодействиях индивида в контексте. И тот, и другой подходы могут привести к утрате ощущения ритма танца.