Джина: Мне все равно!
Мать: Ну, так вот, я тебе говорю, что пока ты будешь по-прежнему вести себя неуважительно, тебе будет доставаться, потому что терпеть это я не собираюсь. Это все прекрасно, что у тебя должна быть личная жизнь и свои права — я тоже так считаю. Но когда ты нарушаешь права других и ведешь себя неуважительно, то тебе лучше примириться с мыслью, что тебе тоже будет доставаться.
Минухин (Джине): Ты можешь что-нибудь сказать в свою защиту?
Терапевт вызывает дочь на продолжение конфликта.
Джина: Ну, ты меня совсем не уважаешь. Ты хочешь, чтобы я тебя уважала, а сама меня не уважаешь.
Мать: Это неправда. Абсолютно наглая ложь.
Джина: Тогда почему ты можешь обзывать меня всеми этими непристойными словами, а я тебя не могу?
Мать: Потому что мне не четырнадцать лет, и я твоя мать.
Джина: Не вижу, в чем разница.
Мать: Ты не считаешь, что есть разница? Значит, другими словами, ты хочешь сказать, что вполне могла бы существовать во всей этой семейной структуре без матери. Правильно?
Джина: Я этого не говорила.
Мать: Ну, если я тут только для того, чтобы можно было на меня огрызаться и обругать, то я так понимаю, что тебе наплевать, есть я или нет. Я давно уже кричу во все горло, что, по-моему, ты пытаешься занять в семье мое место.
В ходе продолжающегося конфликта становится очевидно, что мать и дочь перебирают ряд изоморфных тем, привязанных к тому же симметричному взаимодействию. Последнее высказывание матери, в котором она определяет дочь как бросившую вызов и одержавшую верх, свидетельствует о том, что мать находится в непривычном для себя положении и лишена власти. Произошел сдвиг: теперь не дочь — жертва болезни, а дочь и мать — участницы конфликта за обладание властью. На этом этапе терапевт может утверждать, что дочь либо пользуется поддержкой отца или бабушки, либо находится в союзе с ними обоими против матери. Сохраняя сфокусированность на конфликте между матерью и дочерью, вышедшем за свои обычные рамки, терапевт выдвигает на первый план положение дочери, оказавшейся марионеткой в гуще сложного конфликта.
Джина: Я не пытаюсь занять твое место.
Мать: А по-моему, именно так и получается — например, когда я не могу ничего найти, потому что ты приходишь и устраиваешь уборку на кухне.
Джина: Да ведь ты никогда там не убираешься, только я одна там и убираю…
Мать: Но это не твое дело — как я веду дом…
Джина: Мы это делаем вместе с бабушкой, так что нечего всю вину валить на меня.
Мать: А у бабушки есть своя комната, где ей надо прибираться.
Джина: Я знаю, только ты иногда сама что-нибудь куда-то засунешь, а потом я оказываюсь виновата.
Мать: Лучше бы вам обеим не лезть не в свое дело.
Джина: Тогда там будет страшная грязь.
Мать: Ну, это… Это мое дело, а не твое. И чем я кормлю твоего брата, тоже не твое дело.
Минухин (отцу): Позвольте вас спросить, что вы делаете, когда два члена вашей семьи ссорятся?
Отец: Не знаю… Я не знаю, что делать…
Минухин: Нет, не говорите так. Вы в таких ситуациях вмешиваетесь. Давайте, сделайте что-нибудь.
Терапевт поддерживает прежнюю сфокусированность, но расширяет круг участников, предлагая отцу разыграть свою роль в драме. Велико искушение глубже исследовать дисфункциональные взаимоотношения между матерью и дочерью, однако, как ни парадоксально, исследование этой проблемы снизило бы аффективную напряженность и вовлекло бы терапевта в размывание конфликта в качестве одной из сторон треугольника. Сохраняя свою роль судьи-хронометриста и подключая отца к конфликту, который теперь распространяется и на бабушку, терапевт поддерживает конфликт.
Отец (жене): Ну хорошо, я скажу. Я понимаю, что хочет сказать Джина насчет обзывания и ругани. Я это вижу, и я так же виноват, как и ты, а может быть, и больше.
Отец принимает в конфликте сторону Джины.
Мать: Тогда как это получается, что тебе не достается так, как мне?
Жена распространяет конфликт на супружескую диаду.
Отец: Ну… Не знаю, почему, и я не…
Джина: Потому что ты мне не даешь себя злить, вот почему.
Дочь объединяется с отцом.
Отец: Ну, я не знаю. Может быть, не знаю, но дело не в этом…
Мать: А что ты скажешь о тех случаях, когда отец сразу распускал руки? Кто тогда больше сдерживался?
Мать предлагает дочери отказаться от лояльности по отношению к отцу.
Джина: Ну, иногда ты сдерживаешься.
Дочь соглашается с матерью.