Теперь Маледикт думал о пустынниках, и их противниках, которые атаковали их, кажется, их звали Мьярмы. Кто были они? Насколько Маледикта поражало ледяное мертвящее спокойствие людей пустыни, настолько же его поражало буйство эмоций, которое явили Мьярмы в короткой схватке. Они просто ярились бешенством и неистовством, и было явно видно, что эта схватка лишь немного утешала их неистовство. Интересно, подумал Маледикт, на что похоже их общество, их города, вся их жизнь. Маледикт увидел две противоположности — мертвящее хладнокровие и буйство чувств. Если бы он мог выбрать, с кем их них пойти, с пустынниками или Мьярами, с кем бы он пошел? От пустынников он не видел пока ничего хорошего, но они кормили его, и, быть может, старались помочь ему на свой лад. Может они помогли бы больше, но он сам оттолкнул их, поглощенный своим горем. Вещи не всегда таковы, какими они могут показаться на первый взгляд. Маледикт подумал, как бы сложилась его судьба, если бы он попал к Мьярмам, а не к пустынникам. Быть может он был бы разорван ими в клочья на месте, а может они бы приняли его как равного, как своего… Кто знает? Теперь уже ничего не изменить, пески времени, как и пески этой пустыни стелются на его пути, и он не может повернуть обратно во времени, как он не может выбраться из этой клети и бежать прочь от каравана людей пустыни. Что–то кидало его, уносило его прочь от его прежней жизни, а к хорошему или к плохому его это приведет в конце концов, для него сейчас было такой же загадкой, как и то, что ожидало его в этом загадочном Храме.
В этих размышлениях Маледикт привел остаток дня, пока сон не сморил его. Утром он проснувшись, с удивлением обнаружил в своей камере нежданного визитера — сам Шарак почтил его своим присутствием.
— Ты проснулся чужак — произнес он — я ждал твоего пробуждения.
— Что ты хочешь от меня? — спросил Маледикт.
— Я хочу еще раз выслушать твою историю о другом мире, откуда ты пришел. Вчерашняя стычка с Мьярмами убедила меня, что ты не их шпион, ты не такой как они, в чем то ты даже похож на нас. Но ты и не подобный нам, чувства иногда берут над тобой верх, хотя и не так, как это происходит с Мьярмами. Кто же ты? Зачем ты пришел в наши земли чужак? Что ты хочешь? Я мог бы сказать, что я… встревожен. Как вождь своего народа, я должен вести их, и вести хорошо, как провожатые ведут караван. Многие мистики говорили, что мир меняется, быть может, меняются и другие миры? Может быть такое, что множество миров, бытие меняется? Что ты скажешь, странник множества миров? — неожиданно спросил Маледикта Шарак.
— Я… я не знаю… Я лишь недавно стал странствовать по мирам. И большей частью я странствую не по своей воле, что то кидает меня то туда, то сюда, и я не знаю, зачем и с какой целью это происходит.
— Ты сказал, большей частью. Было ли такое, что ты странствовал сам?
Неожиданно Маледикт осознал, что те перемещения не были столь уж нежелательны или удивительны для него. Когда он спасался от ночных кошмаров, которые ворвались в его с Викой жизнь туманной ночью, он хотел спастись, и спасся, попав в город, где правили желания его жителей. И когда им надо было уйти оттуда, они попали в край, где, наверное, умерли все чувства, где молнии беззвучно сверкали над вечными снегами.
— Знаешь, Шарак, я думаю, что то, что я попал в ваш мир, было единственным разом, когда я попал куда–то не по своей воле.
— Древние мудрецы говорят, что все, что случается с человеком, он делает сам. Хотя иногда, что то вмешивается в его жизнь, но все это так перемешивается, что не всегда можно понять, что же человек пожелал сам, а что было предвнесено в его жизнь. Но определенно лишь одно — самые ужасающие и кошмарные вещи происходят с человеком лишь по его собственной воле, и самые тяжелые потери мы несем по собственной вине. Я вижу, что ты что–то потерял чужак, что–то, что было для тебя очень дорого.