Он услышал шум, распахнулась дверь, и в его клеть ворвались двое стражников, которые оттащили его от стены, по которой уже бежали веселые ручейки крови – его крови, что струилась из разбитых и сломанных рук.
– Убейте меня! Ну, убейте, вы, синекожие твари! Да я вас всех порежу! Передавлю как крыс, сволочи! Вы же только это и можете, давайте попробуйте!!!
Маледикт все кричал и кричал, ругался и оскорблял их, надеясь, что броня их равнодушия, наконец, даст трещину и кто-то из них взмахом прозрачного лезвия прервет его муки.
Но этого не произошло – вместо этого, один из стражников позвал кого-то и вбежал один из людей пустыни, который влил ему в рот какую-то горьковатую жидкость из темной бутылочки. Вынужденный проглотить её, Маледикт еще продолжал бороться, но вскоре ощутил, как его тело слабеет, и уже не в силах продолжать борьбу, опускается на дощатый пол. Угасающим сознанием он успел ощутить даже смутную благодарность тому, кто влил в него это зелье, которое, может пусть хоть ненадолго, утишит его боль.
Забытье его было недолгим, как показалось самому Маледикту. Когда он пришел себя, вокруг шумел дремучий лес, и вечернюю тишину лишь иногда прерывал стрекот сверчков. Невдалеке горели окна небольшого домика. «Куда же я попал теперь?» – подумал Маледикт. Впрочем, выбора особого не было. И Маледикт подошел к дверям домика и постучал.
– Входи – отозвался голос изнутри, видимо мужской.
Когда Маледикт вошел, глазам его предстала следующая картина – за деревянным столом сидели парень с девушкой. Черноволосая девушка была необыкновенно красива – в её глазах просто тонул взгляд, и казалось никакая сила не могла бы заставить отвести свой взор от этих глаз. Но тут он вспомнил Вику, и он опустил глаза в пол, вновь терзаемый разлукой.
– Ну, ты чего на пороге то встал, заходи, давай! – сказал ему сидящий за столом беловолосый парень с черными, как сама темнота глазами.
Маледикт прошел внутрь дома, и, спросив разрешения, присел рядом этими двумя.
– Это ты про него рассказывала? – спросил беловолосый у своей подруги.
– Да, это он. Плохо только, что он там теперь.
– А кому плохо-то?
– Ему, и девушке его плохо.
– Вика?! Вы что-то знаете про неё? Где она сейчас? Что с ней? Она в безопасности? – взволнованно спросил Маледикт.
– Ну, видишь – произнесла девушка – я же говорю, что плохо.
– Вижу, а что делать то? Я бы помочь рад, а как я помогу?
– Поможешь еще, уж я постараюсь.
– Да хватит разговаривать попусту, скажите мне, где Вика? – спросил Маледикт угрожающим тоном.
– Да тише ты – прикрикнула на него строго девушка – все с твоей Викой в порядке. Не бойся.
– Я хочу её видеть!
– Увидишь еще…
– Нет, я хочу её видеть сейчас же…
И тут Маледикт ощутил, как мир вокруг него темнеет и его куда-то уносит неудержимым потоком. Потом пришло ощущение тяжести в голове, затем Маледикт открыл глаза и сел на жестком полу. Так, он вновь в своей камере в поскрипывающей повозке. В окно лился мутный свет сумеречного дня в этой странной пустыне, изредка прорезаемый вспышками молний.
– Пришел в себя? – раздался рядом с ним знакомый голос. Маледикт поднял глаза и увидел, что рядом с ним стоял главарь пустынных разбойников – Шарак, так кажеться его звали.
– Хорошо, что ты пришел в себя чужак, я опасался того, что настой может убить тебя.
– Весьма любезно с твоей стороны – хрипло ответил ему Маледикт.
– Не смейся. Я выказал беспокойство твоим самочувствием, чем мало кто может похвастаться в этих краях. Цени это.
– Ценю, доволен?
– Ты дерзок. Чтоже, теперь я вижу, что ты муж и воин. Это еще более увеличивает ценность моего приношения Храму.
– Да что это за Храм?! И что там со мной будет?
– Я ценю твою дерзость и твою силу воли, чужак. Я ценю это. Но, ты противоречишь мне, пусть и только на словах, ты не покорен моей воле. Почему я должен тебя ублажать и снабжать тебя всей информацией, какую ты желаешь получить? Молчишь? То-то же. В Храме с тобой поступят так, как желают нужным.
Бросив эти слова, Шарак вышел. Маледикт подумал, что лишь слабость и некая сонливость – видимо, последствия зелья, не давали ему впасть в бешенство от вечного равнодушия и холодности этих людей пустыни. Впрочем, он уже начинает привыкать.
Держась за стену рукой Маледикт тяжело поднялся, и снова взглянул в окошко – там все теже барханы и серые пески. Небо все также хмурилось, иногда озаряемое вспышками молний. Ничего ровным счетом не изменилось, будто бы и не было этого забытья, и этих двух странных людей – темноволосой девушке и парня с черными глазами и блинными белыми волосами. На стене виднелась вмятина, очевидно, след от его кулаков, кровь смыли, очевидно, пока он был в забытьи.