Техноптикон. Египтеон.
Высокие здания разных форм, от обычной прямоугольной, до пирамидальной и шарообразной - зеркальными стеклами, отражали друг друга, стальные корпуса аэромобилей и предрассветное лиловое небо.
Улицы практически пустовали. Народу – ни души. Собственно, и зачем народу сновать на улицах, когда всё переместилось выше – в здания как минимум с сотней этажей, а привычный транспорт заменили аэромобили. Пешеходы - несколько веков назад неотъемлемый атрибут городской жизни, теперь, стали чрезвычайно редким явлением.
Тем не менее, этим ранним утром, с разных концов города, разными дорогами, быстрым шагом, шло несколько людей. Разными путями, но к одной цели, покидая изысканный, «гуманистический» город возможностей и повинуясь первобытному инстинкту крови. Для произведения наибольшего эффекта, эти люди часто передвигались пешком, а не на аэромобилях – чтобы народ знал, что у власти есть руки и что перед ней, определённо, стоит трепетать.
Ни фармакократия, ни технократия так и не отучили людей убивать. Более того, власть сама казнила души, дозволяя многое, но запрещая главное. Телами непокорных занимались насассалары – каста могильщиков, носящих маски, искусных воинов и людей без души, с модифицированными конечностями и естественным желанием повиноваться лишь ноократам – учёным, представляющим власть в Техноптиконе.
Те самые ранние пешеходы, объединённые одной целью, принадлежали касте нассасаларов. Одной из них являлась карательница, отправленная на очередное задание – казнь неугодного ноократам. Звали её Кара – всем могильщикам давали весьма своеобразные имена, поскольку настоящее имя следовало забыть и не вспоминать, равно, как и намертво вытравить какие-либо воспоминания из прошлой жизни.
Она была одета в плотно прилегающий к телу, но невероятно удобный комбинезон стального цвета. Все нассасалары носили одинаковые комбинезоны, своеобразную обувь – невысокие сапоги под цвет комбинезона, на платформе, с пряжками, фиксирующими обувь по размеру ноги. Эти сапоги топтали людские судьбы, блеск комбинезонов заставлял всех прятаться по многочисленным ярусам – домам, а взгляд из пустых глазниц масок то римских, то египетских божеств, фараонов и повелителей, внушал ужас. Всё, имеющее отношение к этой мрачной касте, внушало трепет – не говоря о впечатляющем и богатом арсенале оружия, искусно расфасованного по всем отделам многофункционального комбинезона.
Кара, в маске Нефертити, следовала к месту встречи – огромной яме, куда скидывали тела неверных для дальнейшего практического применения в качестве удобрения на фермах, где выращивали не домашний скот, а грибы и сою.
С другого конца города к этому же месту следовали её коллеги – два могильщика, ведущие приговорённого революционера, с чёрным мешком на голове.
Кара, первый раз за всю свою карьеру, вдруг подняла голову в маске и, застыв, встретила рассвет. С каких это пор обычному могильщику есть дело до солнца, до созерцания красот мира в свете его лучей?..
С тех пор, как ожили мифы. С тех пор, как на Техноптикон спустились божества, разгневанные истреблением людских душ и уродованием тел различными модификациями. С тех пор, как им потребовались «руки» среди людей, чтобы исполнилась их священная воля.
И они выбрали Кару. Они знали всё о прошлом карательницы, ведали о её предназначении и о том, что ей по силам совершить. Богам всегда виднее.
Это посвящение она запомнила лучше, чем посвящение в каратели.
«Всё мерцало и ослепительно сияло. Неоновые прожилки, яркие и дерзкие, как летние вечеринки, разделяют на части зеркальные стены. Отражения в зеркалах множатся, искажаются, создавая неповторимую атмосферу оптических иллюзий и бурлеска.
Кара, открыв рот от удивления, сняла маску с запотевшего лица. В глазах всё разбегалось, от обилия и яркости начинало мутить. Душа просила успокоения и приглушённых тонов. Какого демона её вообще занесло в это место, в здание, казавшееся с виду заброшенным?..
Длинный коридор выплюнул её в комнату с тихим, ненавязчивым изумрудным светом. Весь зал, уставленный разнообразными фигурами людей с фантастическими изгибами тел и авангардными одеждами, не мог принадлежать эпохе Техноптикона.
Одна из фигур в виде девушки, парила в воздухе, цепляясь растрёпанными бронзовыми волосами за стену и пол. Нежный изумрудный свет играл бликами на статуе арлекина, во всём его шутовском облачении. Невероятными узлами скрутились гимнастки, а сверху, из-под потолка, сурово взирали пустыми глазницами древнеримские маски, окаймлённые змеями. Больше всего в зале оказалось огромных, внушительных статуй воинов-копейщиков. Они олицетворяли собой силу, мощь и красоту, в отличие от женщин, охвативших амфоры тонкими руками, и смущённо склонившими кудрявые головы.