— Мы ведь друиды, Джеранд. Мы не можем позволить себе тревожиться о безопасности. Мы не можем позволить, чтобы нас увидели испуганными.
Она протянула ему чай, стала перед ним, отхлебывая из своей чашки, и с удовольствием наблюдала, как он пил из своей.
— Присядь со мной на кровати. — Она взяла его за руку и потянула за собой. — Наверное, нам нет нужды уходить прямо сейчас. Этот чай разливает по мне тепло. Мне нужно найти способ остыть.
Она улыбнулась и снова отпила.
— Давай, Джеранд. Заканчивай свой чай. Не заставляй меня ждать.
Он допил чай одним глотком и потянулся к ней. Его желания были такими предсказуемыми, такими умилительными. Она играючи выскользнула из его рук. Он все еще ухмылялся, когда снадобье подействовало. Его топорные черты лица резко изменились. Лицо стало дряблым и пустым, а он сам покачнулся вперед, падая на бок.
Это было быстро, подумала она. Она поднялась и посмотрела на него, на то, как его глаза судорожно скакали из стороны в сторону, пока он пытался понять, что с ним происходит. Она подложила ему под голову подушку, затем перекинула на кровать его ноги, чтобы он лежал, вытянувшись на всю ее длину.
— Удобно, Джеранд? Гораздо лучше отдыхать, пока это происходит. — Зная, что он больше не может дотянуться до нее, больше не может двигаться вообще, она наклонилась над ним. Его легкие и сердце еще работали, но уже не так эффективно. Он теперь представлял собой ребенка.
— Я дала тебе снадобье, — объяснила она, присаживаясь возле него. — Оно высасывает силы из твоих мышц и делает тебя парализованным. Так продолжается не очень долгое время. После не остается никаких следов его присутствия. В отличие от яда, например, который я хотела было использовать, но потом передумала. В конце концов, я не могу допустить, чтобы меня считали убийцей.
Она наклонилась еще ниже:
— Я надеюсь, ты знаешь, что произойдет. Твои глаза говорят мне, что знаешь. Поэтому теперь ты больше не любишь меня. Теперь ты меня ненавидишь. Такова любовь. Она продолжается до тех пор, пока это нужно обеим сторонам, а потом она становится обузой, что является одной из причин, почему я не позволяю себе любить кого–то слишком долго. Ты давным давно должен был усвоить этот урок. Я удивлена, что ты этого не сделал. Теперь тебе придется выучить его таким жестким способом.
Он пристально смотрел на нее, и она прочитала ненависть в его глазах. Его лицо, наоборот, ничего не выражало, поэтому казалось, будто глаза принадлежали кому–то еще. Однако, эти глаза были всем, что от него осталось. Всему остальному снадобье положило конец.
Она еще наклонилась и легонько поцеловала его в лоб.
— Постарайся не судить меня слишком строго, Джеранд. Ты бы поступил точно так же, если бы обращал побольше внимания на то, как я на тебя смотрела.
Потом она вытащила подушку из–под его головы, положила ее ему на лицо и придавила ее со всей своей силой, пока он не перестал дышать.
Когда дверь закрылась и были наложены засовы, Бек Омсфорд оказался в полной черноте. Он присел, дожидаясь, когда его глаза привыкнут к темноте, и спустя какое–то время так и вышло. Немного света пробивалось под дверью и через щели по ее бокам, но его оказалось достаточно, чтобы он осмотрелся. Камера была совсем крошечной, и ее осмотр не занял у него много времени. Он не нашел ничего, что могло бы ему помочь. Стены, пол и потолок были вырублены из скальной породы, а единственный выход вел через запертую дверь. В этой камере находились лишь кровать, солома и ведро, которые он увидел, когда его ввели сюда. Не было никаких орудий, которые можно было использовать для побега или рытья подкопов. Не было ни трещин, ни стыков, на которых можно было бы применить такие инструменты. И ничего, чем бы он мог воспользоваться как оружием.
Он присел на кровать и долгое время раздумывал над сложившимся положением. Если верить Шейди — а не верить ей у него не было оснований, — по другую сторону двери находился охранник, следивший за любой попыткой сбежать. Другие охранники располагались в коридоре и на лестницах. Такая эстафета отправит сообщение гораздо быстрее, чем он сможет бежать, если бы попытался вырваться на свободу. Он не мог знать всех деталей, но предположил, что у этих охранников есть какой–то способ общения, который позволяет им узнать, все ли они находятся на своих местах.
Время шло и, наконец, дверь открылась, чтобы впустить гнома–охотника, который поставил внутрь поднос с едой, прежде чем засовы снова стали на место. Привыкший к темноте, Бек был ослеплен внезапным светом факелов и едва успел заметить, что случилось, до того, как дверь опять закрылась. Он принял это во внимание, продолжая строить свои планы, сидя на полу камеры и поглощая то, что ему принесли. Он обнаружил, что пища вполне сносная; по–видимому, в намерения Шейди не входила его голодная смерть. Но он не изменил своего мнения, что она намеревалась покончить с ним тем или иным способом.