Того стараго Владимера
нельзе бе пригвоздити
къ горамъ киевскимъ (5 5 5 5 –) .
Сего бо ныне сташа стязи
(стали стяги) Рюриковы,
а друзии (другие) Давидовы,
нъ розно ся имь хоботы пашуть
(полотнища развеваются),
копья поють на Дунае (10 10 3 10 5).
Ярославнынъ гласъ ся слышить,
зегзицею незнаемь рано кычеть:
«Полечю, – рече, – зегзицею по Дунаеви» (7 4 11 7 4).
Второе равенство хоть и не вполне точно, однако не скажешь, будто его нет. Его границы указаны ещё и арифметикой окружающих фраз. Ярославна не находилась на Дунае и не кричала так, что её там слышали.
Другой отрывок так разделился после подсчётов:
Рекъ Боянъ (1 1 1 – –)
и Ходына (1 1 – 2 –)
Святъславля пестворца
(Святославовы песнотворцы) стараго времени
Ярославля, Ольгова, коганя хоти: (12 7 3 2 –)
«Тяжко ти голове кроме плечю,
зло ти телу кроме головы –
Рускай земли безъ Игоря» (3 9 6 6 3).
В первом издании было написано ходы на и переведено «походы». Потом прочли имя Ходыны. Равногласие подтверждает, что здесь в самом деле имя: оно занимает отдельный стих, автор обычно так и выражал уважение.
Непонятно было сочетание Ольгова коганя хоти. То ли Боян и Ходына говорят: «Жена князя Олега!» (деда Игоря), то ли они сами его любимцы, хоти.
Если тут обращение к жене, то как же они пели об Игоре задолго до его рождения? Или им принадлежит только изречение о голове и теле, а про князя добавил автор? Но ему вряд ли нужна такая цитата, невелика мудрость: плохо голове без плеч.
А что если имеется в виду другой Игорь – сын Рюрика, от которого пошла вся династия? Тот Игорь был убит, его вдове песнотворцы могли сказать: плохо Руси без князя. По равенству видно, что так и есть: изречение лишь вместе с Игорем составляет стих.
Но тогда бессмысленным становится упоминание Олега. Он сын Святослава, внук Ярослава Мудрого. Получается, поэты слагали для Святослава песни о прежних временах его отца... и его сына.
Может быть, Олег тоже не тот – Олег Вещий?
Итак, тут не только жена вызывала сомнения, присутствует ли она, и если да, то чья. Ходыны не было, потом появился. Игорь был, но ушёл, его место занял другой. То же самое произошло с Олегами.
Вдобавок по поводу Бояна прозвучало высказывание: он описан в поэме живо – значит, автор знал его лично. В таком случае Боян не являлся песнотворцем Святослава, умершего за сто с лишним лет до создания «Слова». Правда, согласно этой логике Пушкин должен был лично знать вещего Олега. Но поправка встречается: Боян сам по себе, а дальше Ходына Святъславль.
Кстати, Ходыну тогда производят в учителя Бояна. Возродившись из пробела между словами, он развил бурную деятельность...
А есть, наоборот, мнение, что Боян – учитель Ходыны, и последний не кто иной, как автор «Слова о полку Игореве». В соответствии с разбираемым отрывком они оба – Святославовы песнотворцы, только Святославы у них разные.
Здесь изложены ещё не все вопросы, возникавшие вокруг приведённых стихов. В толковании, какое сейчас будет дано, нет ничего ранее неизвестного, просто из множества предположений выбраны те, что соответствуют разбивке текста по равенствам.
Боян и Ходына пели Святославу о Ярославе Мудром, Олеге Вещем и о жене Игоря Рюриковича, правившей Русью после его гибели. К герою поэмы, всего лишь удельному князю, применено возвеличивающее его высказывание, которое песнотворцы когда-то произнесли по отношению к другому Игорю – тот действительно являлся главой всей Русской земли. Заметьте, что слово голова употреблено в двух смыслах.
Скопление имён и эпох в одном стихе обычно для поэмы. В предыдущей главке говорилось о четырёх поколениях, охваченных двумя именами – Олег и Святослав. Вот ещё пример:
Были вечи Трояни,
минула лета Ярославля,
были пълци Ольговы,
Олега Святославлича (10 6 3 10 1).
Неизвестный воин
Упрекая князей в том, что из-за междоусобиц они забыли о борьбе с внешним врагом, поэт ставит одного из них в пример остальным: Единъ же Изяславъ, сынь Васильковъ, позвони своими острыми мечи о шеломы литовския, притрепа славу деду своему Всеславу.
Глагол притрепати понимают как «прирубить, прибавить» либо, напротив, «разбить, растрепать». Этот корень и теперь двойствен: треплют по голове ласково, а задают трёпку совсем иначе.
Летописи умолчали об Изяславе, он упомянут лишь в «Слове о полку Игореве». Молчание понятно, если он нанёс урон славе, добытой его дедом. А самъ подъ черлеными щиты на кроваве траве притрепанъ литовскими мечи.
Исходя из того, чьим сыном и внуком он являлся и с кем воевал, исследователи сделали вывод, что Изяслав жил под Полоцком. У тамошнего князя Василька были сыновья Брячислав и Володша. А в «Слове», где описана гибель Изяслава, говорится: Не бысть ту брата Брячаслава, ни другаго Всеволода. Если последнего отождествить с Володшей, Изяславу найдётся место в родословии русских князей.
Но вот затруднение: в приведённой только что цитате – 8 а-я и 9 других гласных. Пробуем убрать какой-то слог… и получается не другаго, а друга. Смысл остаётся тот же самый (сравните храбрый и храбръ, синее и сине), но может быть иной – что Всеволод не другой брат, а друг…
В поэме ещё дважды подсчёты заставляют укоротить это местоимение. Например:
Бишася день, бишася другъ (4 – 1 2 1).
Третьяго дни къ полуднию
падоша стязи Игоревы (4 4 2 4 2).
Надо ли объяснять, что сочетание день с другъ чётче, нежели с вялым другый?
Однако главное – не родственные связи Изяслава, а то, каким воином он был. Ищем равенства.
Единъ Изяславъ, сынъ Васильковъ,
позвони своими острыми мечи (3 5 2 10 –),
о шеломы литовския
притрепа славу
деду своему Всеславу,
а самъ подъ черлеными щиты
на кроваве траве
притрепанъ литовскими мечи (10 7 11 11 4).
Изяслав разбил, растрепал дедовскую славу о литовские шлемы! Сухое сообщение сменилось поэтическим образом.
А обо что же князь звенел мечами?
В старину существовал обычай: прежде чем вступить в битву, противостоящие войска гремели оружием и кричали – сначала одно, затем другое. Чем больше шума, тем многочисленнее рать. Случалось, враг обращался в бегство, не приняв боя. Дружина Изяслава позвенела мечами о собственные щиты – то есть не побоялась бросить вызов литовцам.
Кстати, был и такой способ голосования – чьи сторонники громче крикнут. Отсюда само слово голосование.
От Изяслава нить потянулась к другим богатырям:
Тии бо бесъ щитовъ,
съ засапожникы,