В конце 1820-х годов BFBS отвергло библейские переводы, подготовленные для него синайским архимандритом Иларионом (одной из причин отвержения была как раз ориентация Илариона на LXX) и поручило новый перевод архимандриту Неофиту Вамве (1770—1856), профессору философии, а впоследствии декану Афинского университета. Вамва принадлежал к числу немногих православных клириков, разделявших переводческие принципы BFBS. Между 1831 и 1851 гг. он подготовил и опубликовал, с помощью BFBS, перевод Нового Завета и всех книг еврейского канона (по масоретскому тексту). Отказ от LXX как текстуальной основы для перевода Ветхого Завета вызвал немедленное и единодушное осуждение церковных властей (Синода Элладской Церкви и Вселенского Патриархата).
Наиболее развернутая защита богодухновенности LXX и критика еврейского текста, равно как и переводческого проекта Вамвы, были даны в четырехтомном труде Константина Икономоса «О 70 переводчиках Божественного Ветхого Завета» (1844-49)[15].
Начиная с 1851 г. перевод Вамвы неоднократно переиздавался библейскими обществами, но использовался исключительно грекоязычными протестантскими общинами. Греческая Православная Церковь его не приняла.
Разная судьба двух проектов — успех Синодального перевода и неудача перевода Вамвы — связана, по-видимому, с тем уникальным положением, которое занимает LXX в самосознании греческой культуры: «Греческая нация обладает редкой привилегией: ее родной язык — это язык Нового Завета и Септуагинты»[16]. Любая попытка подменить греческий Новый Завет и LXX современными переводами воспринимается здесь как покушение на ценности, фундаментальные не только для религиозной, но, в первую очередь, для национальной идентичности.
Наш экскурс в историю показывает, как много общего есть у тех дискуссий о месте LXX в Православной Церкви, которые разворачивались в разные эпохи и в разных контекстах. Бросается в глаза частое несоответствие между резкими высказываниями полемистов об испорченности еврейской или латинской Библии — и реальным положением дел, при котором, например, ранневизантийские или славянские сверщики использовали еврейские или латинские тексты в библейской справе. В разных, не связанных друг с другом контекстах мы видим в действии принцип текстуального или экзегетического «максимализма»: Оригенова редакция LXX включает в себя как фрагменты, помеченные «обелом», так и фрагменты, помеченные «астериском»; в случаях Третьей книги Ездры и книги Иеремии церковнославянская Библия дополняет LXX по Вульгате; Синодальная Библия дополняет масоретский текст вставками по LXX. В целом, пастырские и догматические соображения преобладают над чисто текстологическими; таков, например, случай стиха Ос 11:1, который и в славянской Библии, и в русской версии «греко-славянского» текста Юнгерова передается не по LXX, а по MT (через Вульгату).
Характер дискуссии зависит от исторического контекста: спор обостряется, когда на крутых поворотах истории возникает вопрос о природе православной религиозной идентичности (становление церковного образования в Московской Руси в контексте «латинского» влияния; первые переводы Библии на русский или греческий в контексте протестантской миссионерской активности). Вызовы последних десятилетий, вызовы постсекулярного общества, вновь ставят на повестку дня вопрос о православной идентичности, в частности, в аспекте противостояния LXX и MT.
В России Синодальный перевод прочно занял нишу главного библейского текста русской культуры. Еще в начале XX в. ветхозаветные цитаты в церковных документах и в богословских трудах было принято приводить по церковнославянской Библии. С середины столетия ее заменил Синодальный перевод, т.о. употребление церковнославянской Библии стало ограничено исключительно литургическим контекстом.
15
Dafni, E.G. (2010) “Konstantinos Oikonomos ex Oikonomon als Septuaginta-Interpret”, in A. Lemaire (ed.)
16
Delicostopoulos, A. (1998) “Major Greek Translations of the Bible”, in J. Krašovec (ed.)