Отметим, что в этой песне Макаревич сделал упор на контаминации собственно рок-н-ролльных мотивов «текста смерти» Майка, включая сюда и мотив своевременного ухода (вместе с роком умирают и его солдаты), и мотивов, если можно так выразиться, универсальных для «текстов смерти» вообще — от переживания утраты до проекции судьбы героя на свою собственную судьбу). Артем Троицкий заметил: «Человек, очень далекий от поверхностного пафоса рок-н-ролла, больше других пропитал рок-н-ролльным чувством свои песни» (232). Более того, «если для многих и многих рок-н-ролл оставался занятной игрой, то для Майка это была абсолютная реальность, не исключающая реальности окружающего мира, но параллельная ему» (66) (А. Рыбин). Сема рок-звезда была воспринята и аудиторией — Лена Никитина свою газетную заметку назвала «Звезда рок-н-ролла».
Близкие Науменко женщины тоже ощущали «звездность» Майка. Художница Татьяна Апраксина, прообраз майковской Сладкой N, говорит: «если бы я его не бросила, он бы не стал звездой»;[314] Наталья Науменко, жена Майка, может быть, более других рассмотрела этот образ и показала, насколько он был органичен для Майка: «рок-н-ролл был для него чем-то намного большим, чем способ зарабатывать деньги <…> мечтал об аппаратуре для группы, о хорошей гитаре, о записях в студии, о съемках» (276); «Майку временами хотелось походить во фраке, в чем-то этаком черно-бархатном. Вальяжность ему к лицу, и в обстановку утонченной роскоши он бы прекрасно вписался» (277); Майк не был аккуратен, «но во всем, что касается музыки, у него был полный порядок. Коробочки с пленками и кассеты любовно оформлялись, данные с пластинок вносились в специальные большие тетради (их накопилось штук 11)» (278). Вместе с тем, Наталья Науменко вспоминает диалог с мужем: «-Ты никогда не воспринимала меня как звезду? <…> — Нет, никогда <…> Ну, не было в Майке высокомерия и вообще ничего такого звездного» (280). Т. е. Майк хотел быть звездой, но вот окружающие порой не только не видели этого, но еще и замечали то, что противоречит представлениям о звезде. Может быть поэтому биографический миф Майка как рок-звезды и не был востребован широкой аудиторией. Показательный в этом плане пример приводит Василий Соловьев: «Мне рассказывали, что на концерте в городе Челябинске группа женщин, отслушавши песенку <”Дрянь” — Ю.Д.> стала прорываться к музыкантам, громить аппаратуру с криками “сам ты дрянь”» (254). Многие не видели в Майке звезду, но даже такой пример позволил Соловьеву сравнить Майка с Орфеем на основании известного сюжета о том, как греческого певца растерзали вакханки. Напомним, что Артем Троицкий в некрологе тоже назвал Майка Орфеем. А Орфей в Греции — звезда первой величины, ведь даже мрачный Аид заслушался его песнями.
И близкие Майку люди, а не только челябинские женщины, пытались редуцировать сему рок-звезда. К уже приведенным воспоминаниям Н. Науменко можно присовокупить высказывание Паши Краева, указывающего на принципиальную несовместимость Майка и понятия «звезда». На вопрос корреспондента, мог бы Майк в этой стране стать звездой, Паша отвечает, что мог, но «если бы он стал таким, он уже не был бы тем Майком» (131). Похожего мнения придерживается и А. Липницкий. Возражая Алексею Рыбину, назвавшего Майка «звездой рок-н-ролла», Липницкий пишет: «Это — неправда. Майк не стал звездой в силу элементарного: расположения звезд над своей головой. “Звезды” в миру — это везунчики. А Майк — неудачник» (244).
В противоречие с семой рок-звезда активно вступают и черты характера Майка. Сам он признавался: «я лентяй жуткий <…> я абсолютно не практичный человек» (223), а это с трудом соотносится с существующими представлениями о рок-звезде. Противоречит этим представлениям и подмеченный корреспондентом «Крымского комсомольца» А. Зарубиным «контраст со сценическим “имиджем”»: «доступен, интеллигентен (подчеркиваю!), умеет настоять на том, что считает для себя стержневым, знает толк в литературе, искусстве» (216–217). Артем Троицкий пишет об этом противоречии «звездного» и «человеческого» в Майке: «Я не думаю, что он воспринимал себя так же серьезно, как Цой или Гребенщиков. Это здоровое отношение к собственной личности, хотя оно и не совсем вяжется с рок-н-ролльным пафосом» (228).
Именно противоречье человека и звезды становится одной из доминант в воспоминаниях многих людей о Майке. Даже Б. Гребенщиков, абсолютизировавший «звездное» начало майковского мифа, замечает: «Майк — как бы солидный, звезда, очки и все такое, а ведь он был прямой противоположностью всему этому, ему как было лет пятнадцать или шестнадцать, так и осталось. Тогда он создал свой особый мир и стал в нем жить <…> он остался абсолютным романтиком» (77).
И сам Майк, похоже, различал своего сценического героя и себя, как реального человека — в анкете он написал:
«НАСТОЯЩЕЕ ИМЯ: Михаил Васильевич Науменко.
СЦЕНИЧЕСКОЕ ИМЯ: Майк» (121).
Однако в интервью «Комсомольцу Татарии» от 19 ноября 1989 года Науменко подчеркнул: «Как мы живем, так и играем. Стиль музыки соответствует стилю жизни» (201). Т. е. в высказываниях по поводу соотнесения мифа, имиджа, с одной стороны, и реальности с другой Майк порой противоречил самому себе. Точнее всех, пожалуй, это противоречие вербализовал М. Гнедовский: «Мягкий, интеллигентный, застенчивый и, в отличие от своих друзей-музыкантов, начисто лишенный честолюбия, Майк на сцене становится раскованным, даже развязным, убедительно отыгрывая пред публикой роль “звезды рок-н-ролла”, бросающей вызов приличиям, вкусу и ожиданиям публики <…> постепенно сценой для него становится так же и “обычная” жизнь. С некоторого момента в любой публичной ситуации он никогда не снимает черных очков и вообще остается самим собой лишь в узком кругу родственников и друзей».[315] И непосредственно в песнях Майк, по Гнедовскому, был верен своему мифу во всей его противоречивости: «Большинство песен Майка написано от первого лица, поэтому многие подробности кажутся автобиографическими <…> Однако даже в этих случаях впечатление, что Майк поет о себе, обманчиво. Открытость, искренность, независимость, способность “быть собой” — все это тоже часть роли, непременные качества “рок-звезды”».[316] Но к песням мы еще обратимся. Пока же вернемся к воспоминаниям, точнее — к оценке соотнесения сценического имиджа и реального человека людьми, близко знавшими Майка.
Одни четко разграничивают Науменко сценического и Науменко реального (Алексей Рыбин: «На сцене всегда находился Майк — звезда рок-н-ролла, а дома, лицом к лицу со слушателем сидел Майк — помятый и страдающий от окружающего идиотизма, мучающийся им, как зубной болью и похмельем, и эта боль всегда была в его глазах, и он не хотел, чтобы ее видели. Он не любил выглядеть слабым. Он не мог быть побежденным. Спустя несколько лет он надел черные очки и уже никогда больше на публике их не снимал» (71); Михаил «Фан» Васильев: «Вообще, Майк личность очень противоречивая. С одной стороны — человек пишет и поет песни, а с другой стороны — у него полностью отсутствует “карьеризм” в этом отношении» (232)).