«За недолгий срок работы в Институте переливания крови, — отмечал академик А. А. Богомолец, — Богданов на ряде случаев, в том числе и на себе самом, объективными научными методами исследования несомненно доказал возможность посредством переливания крови возвращать энергию и гибкость жизненных проявлений, повышать умственную и физическую работоспособность организма, ослаблять в нем явления… старческого увядания».[87]
Решение научно-экспериментальных задач Института было сопряжено с известным риском. Богданов считал возможным проводить наиболее рискованные опыты только на самом себе. Двенадцатый эксперимент закончился для него трагически — тяжелой болезнью и смертью 7 апреля 1928 г.
Героическая смерть Богданова вызвала широкий отклик среди советской общественности. Н. К. Крупская в теплом письме к жене А. А. Богданова высказала ей глубокое соболезнование.[88] Со статьями, посвященными памяти А. А. Богданова, выступили многие видные деятели Коммунистической партии и советской науки и культуры — Н. И. Бухарин, И. И. Скворцов-Степанов, Б. В. Легран, П. Н. Лепешинский, А. В. Луначарский, Н. А. Семашко, В. М. Фриче и др.
Постановлением Совнаркома РСФСР от 13 апреля 1928 г. Государственному научному институту переливания крови было присвоено имя А. А. Богданова.
А. А. Богданов похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
От автора
К этому изданию я не даю отдельного предисловия; его заменит предисловие, написанное для немецкого перевода книги, и достаточно, я думаю, вводящее в сущность ее задач.
Несколько замечаний по поводу имеющейся до сих пор критики этой работы мне показалось целесообразнее отнести к концу книги, в виде особого приложения.
А. Богданов
24 сентября 1924 г.
Предисловие к немецкому переводу
Весь опыт науки убеждает нас, что возможность и вероятность решения задач возрастают при их постановке в обобщенной форме. Если бы вопрос о расстоянии, положим, от Земли до Луны решался только как самостоятельный, частный вопрос, он, конечно, до сих пор не нашел бы себе ответа. Но несравненно более общая задача — о расстоянии недоступного предмета — была геометрически решена много веков тому назад, а вместе с тем дан был метод и для этой частной, она стала принципиально разрешимой. Когда тиран Гиерон поручил Архимеду проверить состав короны, в которой подозревал замену серебром части золота, выданного на нее ювелиру, то и сверхгений Архимеда оказался бы бессилен, если бы усилия его мысли не отрывались от непосредственных данных задачи. Но он заменил ее другой, обобщенной, не связанной конкретными данными, — об определении удельного веса тел какой угодно формы, и, решив эту, получил возможность справиться не только с той, которая была задана, но и с бесчисленными другими подобного типа. Так и вся огромная познавательная и практическая сила математики опирается на максимально обобщенную постановку вопросов.
Все это вполне естественно. Обобщение в то же время есть упрощение. Задача сводится к минимальному числу наиболее повторяющихся элементов; из нее выделяются и отбрасываются многочисленные осложняющие моменты; понятно, что решение этим облегчается; а раз оно получено в такой форме, переход к более частной задаче совершается путем обратного включения устраненных конкретных данных.
Так мы приходим к вопросу об универсально-обобщенной постановке задач. Это и есть наша постановка.
Она должна охватывать все реальные и возможные задачи — и познавательные, и практические. Здесь лежит различие со всеми прежними точками зрения, не только специально-научными, но и так называемыми «философскими», в самом широком значении этого слова.
88
Белова А. А., А. А. Богданову/Выдающиеся деятели советского здравоохранения. М., 1974. С. 53–54.