Всякiй истинный художникъ прежде всего стремится выразить самого себя, святую святыхъ своей души. Если внутри человѣка нѣтъ ничего, чтó-бы онъ могъ сказать другимъ людямъ, если въ немъ не сосредоточены силы, а напротивъ онъ самъ свое достоинство полагаетъ въ томъ, что въ состоянiи замѣтить мелочи, и однѣ только мелочи, и чѣмъ больше, тѣмъ лучше, – то лучше такому человѣку оставить въ покоѣ искусство. Матерiалъ такъ ничтоженъ передъ тѣмъ, что поэтъ создаетъ изъ него. Сравните трагедiю о Гамлетѣ съ разсказомъ Саксона Грамматика! Шекспиръ видѣлъ въ немъ то, что скрыто отъ другихъ, – но то, что онъ видѣлъ, теперь ясно и открыто и понятно для всѣхъ, потому что въ поэтѣ была сосредоточена эта великая сила прозрѣвать въглубь, видѣть сокровенный смыслъ, – сила, которой въ извѣстной степени одарены всѣ люди. Оттого-то и дорогъ людямъ этотъ великiй провидецъ. Не долженъ-ли всякiй художникъ, какъ-бы малы ни были сравнительно его силы, стремиться къ этому? Не долженъ-ли онъ, способный нарисовать только жанръ, извѣстнаго (и сравнительно ограниченнаго) рода картину, руководиться тѣмъ-же стремленiемъ?
И что-же мы видимъ? Это-то именно спасительное стремленiе и осуждается. Цѣнятся внѣшнiя, несущественныя достоинства. Цѣнится то, что чѣловѣкъ смотрѣлъ, а не то: какъ и что онъ видѣлъ и есть-ли въ немъ сила видѣть что-нибудь кромѣ наружных очертанiй и наростовъ?
Всего забавнѣе, когда подобные собиратели матерiаловъ вздумаютъ втиснуть ихъ въ художественную форму. Это въ родѣ геометрiй и химiй въ стихахъ. Выходитъ нѣчто весьма безобразное, такъ-же относящееся къ искусству, какъ нелѣпость къ здравой идеѣ.
И вотъ передъ нами опять вопросъ: отчего эти господа пишутъ безобразные повѣсти и романы, а не хорошiя дѣльныя книги? Отвѣтъ, кажется, долженъ быть такой: оттого, что дѣльную книгу написать такъ-же трудно, какъ и художественное произведенiе. Талантъ всегда нападаетъ на истинную дорогу, разъяснитъ себѣ къ чему онъ способенъ, – но не то съ посредственностью, которая составляетъ зерно нашей текущей литературы. Она никакъ не умѣетъ опредѣлиться, найти, какъ говорится, востокъ (орiентироваться). Оттого, вмѣсто дѣльныхъ учебниковъ, мы видимъ такое множество популярныхъ книжонокъ, гдѣ разныя присказки и побасенки составляютъ самую существенную часть. Оттого наши кропотливые наблюдатели никакъ не могутъ просто записать своихъ наблюденiй, а хотятъ, въ что-бы то ни стало, сдѣлать изъ накопившихся матерiаловъ типы. Но – увы! – чтобы создать типъ, надо прежде всего имѣть способность къ этому. Наши реалисты слѣдуютъ мудрому изреченiю: «чтобъ сдѣлать штуфатъ изъ зайца, надо сперва его поймать», забывая, что можно поймать зайца, но тѣмъ не менѣе не умѣть сдѣлать изъ него штуфата. Никакiя старанiя не помогутъ этому, сколько-бы вы «ни заботились о томъ, чтобъ въ картинахъ и типахъ была общая вѣрность нашей жизни», – отъ одной этой заботы путнаго ничего не произойдетъ. Синица также весьма большiя старанiя прилагала зажечь море, – да не зажгла.
И это называется правдой, реализмомъ? Если въ этомъ правда, то тѣ, кто умѣетъ передразнивать пѣнiе птицъ и жужжанiе осъ, – великiе художники. Петербургскiй чиновникъ надулъ уѣздныхъ взяточниковъ, – какой водевильный сюжетъ! Гдѣ тутъ долголѣтнiя наблюденiя, изысканiя, желанiе изобразить этотъ случай именно такъ, какъ онъ произошолъ? И изъ этого выходитъ безсмертная комедiя. Все общество узнаетъ себя въ этой генiальной картинѣ, общество, жившее ложью, забывшее внутреннюю правду, – и это все заключается въ этомъ водевильномъ сюжетѣ. Птицы строятъ какой-то небывалый городъ: Облакокукушкинъ – (Нефелококсигiю) – и заранѣе торжествуютъ свою побѣду надъ безсмертными и смертными. Что за нелѣпость! И въ этомъ произведенiи божественнаго Аристофана люди узнаютъ себя! Должно быть есть правда выше фотографической правды; должно быть истинный реализмъ состоитъ въ вѣрности человѣческой природѣ, а не въ томъ, чтобы замѣтить сколько прыщей на лицѣ у Петра Ѳедоровича. Правда, у васъ будетъ въ выигрышѣ фактъ, что прыщей дѣйствительно столько-то, но только этотъ фактъ и будетъ въ выигрышѣ, а болѣе ничего.