— Иди, — сказала она, и не видно было, чтобы оскорбилась. — Я в первую очередь все-таки организатор. У меня есть еще тут кое-какие оргмероприятия. Иди! — повелительно повторила она и с шутовской гримасой подала ему шляпу. — И не воображай, пожалуйста, будто я тебя боюсь.
36
В понедельник Чепель не вышел на работу, во вторник появился. Где бюллетень? Зубы болели, а по зубам бюллетеней не дают. Вот тебе, Юра, твои поблажечки! Но это еще не все. Был Чепель вял с утра, подавлен: прогул налицо, да вдобавок — после суда, после оказанного доверия; а в обеденный перерыв умудрился, видимо, разжиться спиртным и опять сцепился с Близнюковой, как в прошлый раз. В точности повторилось скандальное происшествие — как по нотам разыграли: Близнюкова, Чепель и Подлепич. Как будто в насмешку над святой простотой, — были же на суде и такие, которые аплодировали Подлепичу. Он, Должиков, после суда проявил выдержку: с Подлепичем о Чепеле — ни слова; что суд недосудил — досудит время. Вот и досудило. Он вышел тогда из конторки, наблюдал эту сцену издали. С насмешкой над святой простотой. Ему бы с болью наблюдать, а он — с насмешкой. Будто бы не начальник участка, которому и это зачтется, а посторонний зритель. Чепель разорался: «Ты, Николаич, обязан своих слесарей поддерживать, горой стоять, а ты горой стоишь за контролера! Знаем мы эту объективность! Видно, что крепко спелись контролер с мастером, только на свадьбу не зовут!» Тут Близнюкова и влепила ему пощечину. Он, Должиков, опять же ни слова по ходу событий не сказал, а лишь спросил потом у Подлепича: «Так что же Зинаида? Увольняется или не увольняется?» — «Не знаю», — ответил Подлепич. Намеки же Чепеля были пьяными намеками, грязными; сам в грязи по уши и других норовил замарать.
Эта чертовщина, однако, вскоре предстала в ином разрезе.
Утром, спускаясь по лестнице, отправляясь на завод, как всегда, с запасом времени — шести еще не было, он увидел внизу Подлепича, выходящего из квартиры Близнюковой, захлопывающего дверь. Подлепич был малость глуховат, а то бы непременно услыхал шаги на лестнице и еще кое-что: увидев его, Должиков присвистнул. В такой неловкости окликать было тем более неловко, и не окликнул, намеренно отстал от него, чтобы по пути на завод потерять из виду, и потерял-таки.
Ну, чертовщина!
Близнюкову он уважал, это всем было известно, но после такой чертовщины не то что уважать, а и думать о ней без отвращения не мог. Ему вообще распутство подобного рода было отвратительно, и он ее винил в распутстве, не Подлепича. Подлепич — мужик, да еще без жены фактически, а она, потаскуха, воспользовалась. Сиди уж, помалкивай, нет, волю рукам дает! Позор, как говорится, в общезаводском масштабе. Была, конечно, надежда, что не выйдет это за пределы участка, но — слабая надежда. Такого мужика — кристально чистого — и так подвести, в аморалку втравить! Это же вполне может на премии отразиться. Мало ему, мужику, неприятностей со слесарями? Ну, чертовщина!
Месяц был на исходе — подоспела отчетность. Над ней и корпел в конторке безвылазно и только к вечеру вышел размяться. Хороша разминочка: глянешь на бездействующий стенд — тошно! То ли в отгуле слесарь, то ли на больничном, то ли вовсе некого ставить. А чертовщину он постарался вымести из головы, да и смена работала другая, ни о чем таком, паскудном, не напоминающая. Как это можно при живой жене — уму непостижимо.
Он постоял в проходе, где впервые зимой повстречалась ему Ланочка. Тут бы доску повесить, мемориальную, а Подлепич предлагал складировать двигатели.
Эта третья смена, ночная, обременительная для привычных, отпугивающая новичков, была как заноза: инородное тело. А не выковыряешь. Зато в третью смену двигатели шли со сборки потоком: ночью не так браковали, контроль слабел, да и деталей, изготовленных за день механическими цехами, скапливалось вдосталь, а в первой смене, утренней, сборщики поначалу сидели на голодном пайке. Тут и пригодился бы слесарям КЭО ночной задел.
Тут бы дощечку повесить, табличку, и канатиками огородить, как в музее, а Подлепич предлагал — площадку для складирования.
Дельно, спору нет: в две смены можно все рабочие места задействовать. Кто бы возражал, кабы без ОКСа обойтись, не рушить стен, не выискивать ассигнований. Старшой бережлив, подешевле, скажет что-нибудь придумайте, попроще.
Просто это только для Подлепича: нарисовал, подрассчитал, — а смета? Вот сюда бы их складировать, да еще кабы ярусами, — выгода большущая. При живой жене, — уму непостижимо!