ПАШКИН. Вообще, да. Вообще мы тут, конечно. Выпьем?
Стронциллов кивает после паузы. Пашкин наливает в два стакана — и немедленно выпивает свой.
СТРОНЦИЛЛОВ. Как вы за жизнь цепляетесь, Иван Андреевич, неловко смотреть.
ПАШКИН. Да… Вам чего… Вы ж небось бессмертный.
СТРОНЦИЛЛОВ. А вот не в свое дело вы не лезьте! Бессмертный. Временно.
ПАШКИН. Как это?
Стронциллов выпивает свой стакан. Некоторое время после этого они рассматривают друг друга.
Слушайте, вы кто? СТРОНЦИЛЛОВ. Спокойно! Я ангел. ПАШКИН. А крылья? Где крылья?
СТРОНЦИЛЛОВ. Отпали в процессе эволюции. Я ангел-наместник по Восточному административному округу Москвы. Курирую таких вот, как ты, моральных уродов.
ПАШКИН. Дать бы тебе в рыло напоследок.
СТРОНЦИЛЛОВ. Дурак ты… «Напоследок». У тебя, может, все только начинается. А перспективы — неясные. Такие неясные, что не приведи Господи. Тебе меня любить надо, а не в рыло. Я тебе пригодиться могу.
ПАШКИН. Говори… те.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ишь ты, какой шустрый. Проехали! (Закусывает.) А квартирка у вас ничего. И планировочка улучшенная. Сколько квадратов?
ПАШКИН. Сто двадцать пять.
СТРОНЦИЛЛОВ. И почем метр?
ПАШКИН. А что?
СТРОНЦИЛЛОВ. Ничего, так… Интересно, откуда столько денег у бывших строителей коммунизма.
ПАШКИН. Заработал.
СТРОНЦИЛЛОВ. В процессе приватизации Родины?
ПАШКИН. Коммунизма все равно не получалось.
СТРОНЦИЛЛОВ. Коммунизм… Вы воду за собой спускать научитесь сначала. Что молчишь?
ПАШКИН. Так.
СТРОНЦИЛЛОВ. Выпьем?
ПАШКИН. Выпьем.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну… Понеслась душа в рай?
ПАШКИН. За то, чтоб не в последний.
Выпивают.
Расскажите: что — там?
СТРОНЦИЛЛОВ. Вообще интересуетесь, Иван Андреевич — или, как всегда, хлопочете конкретно насчет себя?
ПАШКИН. Насчет себя.
СТРОНЦИЛЛОВ. Молодец. Не соврал. (Вздыхает.) Насчет вас — не скрою, вопрос в первой инстанции решен отрицательно. Перспективы, как я уже сказал, неясные.
ПАШКИН. Что это значит?
СТРОНЦИЛЛОВ. Будут рассматривать персональное дело. Взвешивать все «за» и «против».
ПАШКИН. Кто?
СТРОНЦИЛЛОВ. А?
ПАШКИН. Кто будет взвешивать?
СТРОНЦИЛЛОВ. Там есть кому. Ну, и решат. Если решение первой инстанции подтвердится, душа ваша поступит в отдел исполнения. У вас, конечно, будет право кассации, но на этом этапе лично я вам помочь уже не смогу.
ПАШКИН. А до этого?
СТРОНЦИЛЛОВ. Что?
ПАШКИН. До этого — сможете?
СТРОНЦИЛЛОВ. В принципе это вообще не мое дело. Я, видите ли, технический работник: пришел, оформил документы, вызвал ликвидатора, передал душу по инстанции. Но, чисто теоретически, возможности, конечно, есть.
ПАШКИН. Я прошу вас…
СТРОНЦИЛЛОВ. Я же сказал: чисто теоретически! А вас, насколько я понимаю, интересует практика?
ПАШКИН. Да.
СТРОНЦИЛЛОВ. Практика в вашем случае такая, что помочь очень сложно. Защите практически не за что зацепиться. Даже луковки нет.
ПАШКИН. Кого?
СТРОНЦИЛЛОВ. Луковки.
ПАШКИН. У меня внизу круглосуточный…
СТРОНЦИЛЛОВ. Сядьте! Что ж вы, и Достоевского не читали?
ПАШКИН. Расскажите про Достоевского. И про луковку.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну… Жила одна баба, злющая-презлющая. И померла. И поволокли ее черти в ад. А ангел ее хранитель, озадаченный, стоит и думает: как бы душу ее спасти? Подумал — и говорит… (Вздыхает, глядя на Пашкина.) Поздно пить боржом.
ПАШКИН. Так и сказал?
СТРОНЦИЛЛОВ. Вот так и сказал. Ладно! Давайте лучше пофантазируем… пока время терпит. Вы — не торопитесь?
ПАШКИН. Нет-нет.
СТРОНЦИЛЛОВ. Тогда… (Наливает.) Ну? Погнали наши городских?
ПАШКИН. За мир во всем мире. Пьют.
СТРОНЦИЛЛОВ. Значит, Пашкин Иван Андреевич…
ПАШКИН (тактично). Вы хотели пофантазировать.
СТРОНЦИЛЛОВ. Да. Представьте себя ангела, Иван Андреевич. Рядового ангела, вроде меня. Представили?
ПАШКИН. В общих чертах.
СТРОНЦИЛЛОВ. А конкретней и не надо. И вот он мотается по белу свету столетия напролет, исполняя волю Божью. А воля Божья — это такая штука, что увидеть — не приведи Господи. То есть, может, первоначально внутри была какая-то высшая логика, но в процессе сюжета всё расползлось в клочья и пошло на самотек. Вы же сами видите. Убожество и мерзость. Твари смердящие в полном шоколаде, праведники в нищете. Дети умирают почем зря. Смертоубийство за копейку; за большие деньги — массовые убийства. Или война за идею — тогда вообще никого в живых не остается. И на всё это, как понимаете, воля Божья. Хорошо ли это?