Хочу процедить очередное «поняла, папочка», но, глянув в перспективу скорого, решаю смолчать.
Мужской голос повторяет «умница» и следом вопрошает:
– Ты поняла, почему я пригрозил тебе наказанием в первый раз?
– Понятней быть не может.
– Тогда отвечай честно.
– Девятнадцать.
– Именно, радость! Так зачем ты соврала?
– А ты зачем спросил?
– Не понял, – теряется мужчина.
– Если знал, – объясняю я. – Ты знал, но всё равно спросил. По той же причине я соврала.
Мужчина поправляет ворот сцепляющей горло рубахи и причитает незнакомыми сплетениями букв.
– Возвращаясь к теме возраста, – вскоре лепечет Хозяин Монастыря. – Ты – чудесное вино, – напитывается энтузиазмом и упомянутым; из наполняемого мгновение спустя бокала, – твой возраст, Луна, впитал самое вкусное и сладкое, теперь хоть росинки с тебя собирай. Так бы и пробежался по спине языком.
И он показывает соответствующие движения: губы припаиваются к незримому телу. Моему.
– Вновь багровеешь, радость. Лучше ответь, как удалось вину настояться?
И Хозяин Монастыря рассказывает, что к землям его прибывают конвои с совершенно юными цветами, отходившими под солнцем и луной по четырнадцать лет. Треть вдобавок поражает и радует.
– Не стесняйся того, – заверяет мужчина, – недоступность нынче высока в цене.
На скромный взмах головой Хозяин Монастыря скрипит зубами. Повторяет:
– Ты не ответила. Как вину удалось настояться?
А как наставилось вино, которое он пил? Пролёживало себе в погребе и света не видело; просто однажды мужские руки обхватили, откупорили и вылакали.
Мысли не озвучиваю – молчу.
– Молчишь, – подытоживает Хозяин Монастыря – почти нервно, почти отстранённо. – А я приказываю: отвечай.
Роняю бессмысленное:
– Мне это неинтересно.
– Вот как. А полюбить придётся: ныне-то – профессия.
– Люди всегда работают на нелюбимых работах, мне говорили.
– Я люблю свою работу, – не без ехидства добавляет мужчина. – Красивые женщины, большие деньги, богатые гости. Как такое не любить?
– Что ты сделал, чтобы прийти к этому?
– К Монастырю? – Он задумывается: лисье лицо дрожит. – Ты первая, кто поинтересовался. А сделал много…Давай отложим подобный разговор со дня знакомства, договорились?
– Обещай, что расскажешь, – требую я.
– Вот как… – повторяет он. – Обещаний тоже никто не просил и такую интонацию – вообще – избегал. Ты отличительна, моя девочка. А что это значит?
Голос его звучит так нежно и трепетно, и я вопрошающе выпаливаю:
– Что ты не продашь меня?
– Что я продам тебя подороже, – грохочет мужчина.
И наполняет стаканы; я вижу блестящее дно бутылки.
– Никогда не перебарщивай с выпивкой.
– Но ты сам угощаешь.
– В этом смысл, – улыбается мужчина и докуривает сигарету. – Я проверяю. Другие, бывает, тоже.
Что тут можно было проверять?
– Тебя зовут Луна, правильно?
– Луна, – эхом подхватываю я.
– Прекрасно, Луна. – Мужчина качает головой.
Прикладываюсь губами к стакану и в этот же миг внимаю следующему вопросу:
– Что ты умеешь?
От прозрачной пепельницы вздымается клуб дыма; целуется с настольной лампой и выбирается сквозь приоткрытое окно.
– Готовить, – ошеломляюще для Хозяина Монастыря швыряю я. – Стирать, прибирать. Детей воспитывать – благо сёстры есть: разные игры знаю, песни, сказы.
Мужчина косится и, едва открыв рот, отвечает:
– Я имел в виду…
– Знаю, что ты имел в виду, – перебиваю его. – Ничего я не умею, ясно? Из необходимого тебе. А то, что умею, перечислила. Ни больше, ни меньше.
– Откуда ты, святая, и в Монастырь попала? Тревожно такую красоту губить. Вот тут коробит. – И он кулаком ударяет по своей груди.
– Ничего, пройдёт.
– Пройдёт, ты права, – энергично улыбается мужчина и выуживает из ящика стола кипу бумаг. – Подпись поставишь?
– Я еще не дала согласия.
– О..! – Восторгается голос. А затем протягивает задумчиво и не без внутреннего пытливого ехидства: – О-о-о-о… Вот ты какая. Хорошо… Согласна ли ты, о Луна, вступить в Монастырь? Повторяю: заходишь – добровольно, выйти – возможности нет.
И я по своей глупости – тревожной, нарастающей, предопределённой страхом и верой в возможное спасение – медлю. Медлю, на что мужчина добавляет:
– Если не согласна, можешь вернуться домой. Ты мне понравилась, а потому я доставлю тебя в твою деревню без платы, на том же транспорте, на котором тебя привезли. Не бойся, по пустыням одной плутать не придётся. Но учти, плату с твоих родителей я изыму соответствующую и не без процентов.