– Можете войти, но ведите себя прилично. Сейчас не то время, чтобы вытаскивать девушку из постели.
– Прошу меня извинить. Но мое дело не терпит отлагательства.
Летти посторонилась, пропуская Хамфри в просторную, скудно меблированную комнату с низким потолком. В середине стоял круглый стол, к дальней стороне которого и подошла Летти. Старуха закрыла за Хамфри дверь и приблизилась к нему.
– Ну, – осведомилась она, беря беседу в свои руки, – что это у вас за дело, которое заставляет будить людей среди ночи?
– Летти, – жалобно произнес Хамфри, – я должен поговорить с вами наедине. То, что я должен вам сказать, невозможно произнести в присутствии кого-либо еще.
– То, что не подходит для моих ушей, не подходит и для ее, – заявила старуха.
– Вы пришли извиниться? – холодно спросила Летти. – Тогда я бы хотела, чтобы она это слышала. Она имеет право знать правду, так как уже выслушала всю ложь.
– Какую ложь?
– Ложь, которую вы наговорили тете Тирзе о Планте и обо мне, и которая заставила Кэти наброситься на меня и добиться, чтобы меня отправили сюда.
– Не понимаю, о чем вы, Летти. Что такого я, по-вашему, наговорил?
– Вам это отлично известно, – мрачно произнесла Летти.
– Клянусь, я ничего не знаю! И приехал я вовсе не извиняться, за что бы то ни было, а сообщить вам о происшедшем сегодняшней ночью и просить… Летти, мне нужно побеседовать с вами с глазу на глаз. Я спешу и должен рассказать вам нечто очень важное.
Холодная, враждебная маска не исчезла с лица Летти.
– Если вы не признаете при ней, что все, вами сказанное, – ложь, я больше ничего не стану слушать. Меня отослали сюда с позором, и она обращалась со мной так, словно я совершила нечто ужасное. А все из-за вашей клеветы. Нет смысла отрицать, – решительно пресекла она его попытку протестовать.
– Вечером после вашего ухода тетя Тирза увела Кэти в соседнюю комнату, и они долго там говорили, причем Кэти все время плакала. Я постаралась подслушать и поняла, что вы наговорили небылиц о Планте и обо мне. А потом Кэти набросилась на меня, словно торговка рыбой, и принялась обвинять, бог знает в чем. Не знаю, почему вы оклеветали меня перед тетей, ведь я никогда не причиняла вам никакого вреда, но я хочу, чтобы вы взяли свои слова назад в присутствии миссис Шоу.
Зная, на что способна миссис Роуэн, Хамфри начал понимать, к какой форме лжи она прибегла. Но почему? Какую цель она преследовала, сталкивая между собой Кэти и Летти?
– И что же именно я, по-вашему, рассказывал о вас и Планте? – терпеливо спросил он.
– Вы сами прекрасно знаете. Будто я отбила Планта у Кэти, и что мы с ним…
Краска залила ее лицо. Она резко обернулась к старухе:
– Вы так же хорошо это знаете, как и он.
– Я знаю только то, что мне дали понять, милочка.
– Летти, это неправда! – воскликнул Хамфри. – Вы должны мне верить. Я приехал сюда ночью, рискуя жизнью, чтобы поговорить с вами. На пустые оправдания у меня нет времени, но, если вы отошлете миссис Шоу, я в точности повторю вам то, что говорил вашей тете, и объясню, в какой связи упомянул имя Планта. Тогда, возможно, мне будет легче сообщить вам то, ради чего я приехал.
В глазах Летти мелькнул интерес. Она снова повернулась к старухе:
– Пожалуйста, миссис Шоу, оставьте нас на несколько минут.
– Я буду в кухне. Но не бойтесь – я могу распознать джентльмена с первого взгляда.
Миссис Шоу заковыляла к двери, а Хамфри отодвинул, от стола стул и тяжело опустился на него.
– Теперь слушайте, Летти. Это неприглядная история, и, хотя мне давно следовало вам ее рассказать, я много раз от этого воздерживался. Несколько недель назад Плант Дрисколл кое о чем сообщил мне… У меня нет причин подозревать его во лжи, так как он ничего от этого не выигрывал.
И в нескольких как можно более безобидных словах Хамфри все рассказал девушке. В заключение он поведал об угрозе разоблачения, которой он припугнул ее тетю. Летти слушала внимательно, но у Хамфри, ожидавшего стать свидетелем взрыва гнева или хотя бы возмущения, создалось впечатление, что она воспринимает историю не как единое целое, важное само по себе, а как часть чего-то еще, словно она соотносила слова Хамфри с чем-то, о чем уже знала или догадывалась. Но пока Летти не называла его лжецом и не отшатывалась от него с отвращением, Хамфри не заботило, что она думает о его рассказе.
– Как вы понимаете, Летти, – продолжал он, – я не мог допустить, чтобы вы вернулись туда и снова угодили ей в лапы. Вот почему я сейчас здесь. У меня серьезные неприятности, я вынужден уехать и скрываться в Лондоне, но хочу, чтобы вы поехали со мной.
В лице девушки появилось нечто, заставившее его пуститься в поспешные объяснения:
– Возможно, мое приглашение звучит не слишком многообещающе, учитывая, что я вынужден спасаться бегством, но благодаря доктору Коппарду мне есть куда обратиться. Я получу место судового врача, и буду зарабатывать деньги. Мы поженимся, как только вы захотите, а если вы этого не желаете, то я все равно буду о вас заботиться так же, как если б мы были женаты.
Я посвящу вам всю свою жизнь. Только теперь я не могу дать вам время на размышления. Мы должны ехать сейчас же, иначе меня схватят. Доктор Коппард ждет в двуколке, он отвезет нас в Кентфорд, чтобы мы поспели на первый дилижанс, отправляющийся в Лондон.
Либо поведение Хамфри убедило Летти в его правдивости, либо его слова совпали с ее собственными мыслями, но поведение девушки изменилось. Теперь она не смотрела на него как на врага. На ее лице появилось знакомое загнанное выражение, свидетельствующее о мучительной неопределенности. Хамфри покрылся холодным потом, сознавая, что ему придется продолжать убеждать Летти, покуда время неумолимо уходит. Он уже собрался заговорить, но Летти опередила его.
– Возможно, все так и было, – с сомнением промолвила она.
– Хотя почему тетя сказала Кэти, будто Плант и я… а потом отправила меня сюда? Это не имеет смысла. Ничего не имеет смысла.
– Летти посмотрела на Хамфри с проблесками интереса К его личной проблеме:
– А вы… почему вы должны бежать? Что у вас за неприятности?
– Мне нужно было раздобыть денег для дома и мебели, – ответил он, радуясь этому пробуждению интереса.
– Зная… то, о чем вам рассказал, я должен был найти для вас другое жилье. Чтобы получить деньги, я согласился работать на Планта Дрисколла. Он занимался контрабандой, и я помогал ему. Вчера вечером, когда мы разгружали фургон, полный контрабандных товаров, нас застигли врасплох. Я убил одного полицейского, а другой ранил меня в спину, но я смог бежать. Теперь вы понимаете, почему я так спешу, Летти. Я ранен, у меня нет ни сил спорить с вами, ни времени. Если меня поймают, то, безусловно, повесят. Пожалуйста, поднимитесь к себе и оденьтесь потеплее. У меня есть кое-какие деньги, и в Лондоне я куплю все, что вам нужно.
Хамфри встал со стула и подошел к Летти, намереваясь обнять ее за плечи и проводить к двери. Он готовился выдержать бурю протестов старухи, дождаться девушку у подножия лестницы и отвести ее в двуколку. В ничтожные доли секунды между его последними словами и теми, что собиралась произнести Леттй, ему начало казаться, будто все его жертвы не напрасны. Несколько недель назад он дал себе клятву забрать Летти из кафе и сдержал ее. Ему пришлось лгать, нарушать закон, покрывать убийство и самому его совершить, пролить свою кровь и бежать, спасая жизнь, но он все-таки победил.
– А Плант? – спросила Летти.
– Что случилось с ним?
Ни о чем не подозревая, Хамфри сообщил ей правду:
– Его убили, Летти. Один из полицейских застрелил его.
Девушка с шумом вдохнула воздух и, выпустив края темной накидки, судорожно вцепилась в спинку стула. Зеленоватая бледность лица, которая всегда побуждала Хамфри лелеять и защищать ее, сменилась оттенком плохо отбеленной материи. Большие глаза Летти, переполненные ужасом, сделали ее похожей на испуганное животное. Хамфри некстати подумал, что странная печаль, которая всегда таилась в них, предвещала этот взгляд.