— Позвольте, но как можно говорить о гармоничном согласии между людьми, если у каждого индивидуума имеются свои желания, стремления? Не придут ли в неизбежное столкновение эти подчас противоположные индивидуальные интересы? Что ждет отдельного индивидуума в обществе, где будут нивелированы противоположные желания и стремления людей?
Теледвойник на мгновенье опустил глаза, как бы пытаясь скрыть от меня свой пытливый взгляд.
— Большинство своих желаний человеку потому и не удается осуществить, — возразил он, — что часто люди, как вы справедливо заметили, становятся друг другу поперек дороги. В сутолоке повседневной жизни они локтями пробивают путь к лакомому пирогу, пытаясь захватить кусок побольше. Чего только не сделает человек ради собственной выгоды! Он не остановится даже перед тем, чтобы подмять ближнего своего, а если нужно, то и перешагнуть через него. Каждый человек стремится к лучшей жизни. Разве это противоестественно?
— Разумеется, нет.
— А если он усвоит, что имеется только один путь к поистине счастливой жизни — через сплочение, солидарность? Если осознает, что без свободы личности нет и не может быть полнопенной жизни? Понимаете, полноценной!
— Да, — задумчиво произнес я и после короткой паузы добавил: — И все же, по-моему, ваша позиция несколько идеалистична.
— Что вы имеете в виду?
— Вы упустили один очень важный фактор — человеческую натуру.
— Неужели в моей памяти есть пробелы?
И он вполголоса произнес несколько слов. В первый мом. ент мне показалось, что я ослышался. Но он внятно повторил фразу» «Ну-с, молодой человек, сигарета пришлась не по вкусу? Тогда, может, попробуем гаванскую сигару?»
Я не нашелся, что ответить, и только проговорил:
— Вот вы… ищете идеальных взаимоотношений среди людей…
Теледвойник прервал меня:
— А разве вы не идеалист? Неужели у вас нет никаких идеалов? Одиночество — это тоже своего рода идеал. Человек замыкается в собственную скорлупу и пытается жить сообразно своим идеальным представлениям, в отрыве от окружающих. Он ведет уединенный образ жизни, избегая светской суеты, повседневной житейской сутолоки. Или вы и впрямь уверовали, что ни в чем не похожи на меня? Правда, между нами имеется существенное различие: ваш идеализм несостоятелен. Чем больше человек замыкается в себе, тем в большей мере он беспомощен, тем больше зависит от других и нуждается в их поддержке. Уединение и тяга к людям — две противоположные стороны бытия. Только одиночество — весьма рискованный путь, чреватый пагубными последствиями. Оно не приносит удовлетворения.
Он вдруг широко раскрыл глаза, словно неожиданно вспомнил о чем-то очень важном.
— Мне страшно захотелось сделать что-нибудь такое, чего я еще никогда не пробовал, — неожиданно произнес он.
— Что же именно?
— И сам толком не знаю. Может, выпить бокал старого доброго вина. Или, пожалуй, вздремнуть часок в кресле. А может, прогуляться с кем-нибудь, подышать свежим воздухом… Или выкурить сигарету. Словом, обуревают какие-то неосознанные желания… Как быстро пролетело время! Ведь только моя память хранит воспоминания обо всем этом…
Он помолчал.
— Как сейчас помню привкус табака и приятную прохладу в чулане, ощущение домашнего уюта…
Мною вновь овладело чувство неловкости, какое я испытал в театре, во время разговора с Дотти о Нилле. Но теперь оно не было таким острым. На душе было смутно. Вспомнились слова теледвойника: «Вы, профессор, нечто меньшее и вместе с тем нечто большее, чем я».
Он встал и, как человек, твердо решивший взять себя в руки, взглянул на часы.
Я почувствовал, что должен сказать ему хоть что-нибудь.
— У вас еще многое впереди… успеете наверстать…
— Вы полагаете? — скептически спросил он.
«Какого дьявола! Ведет себя, как обреченный на смерть, — я разозлился. — Как будто я палач, который должен привести приговор в исполнение!»
— Послушайте, уж не думаете ли вы, что я отключу вас… так просто возьму и выключу живого человека!
По его лицу скользнула едва заметная горькая улыбка.
— Вы забыли, профессор, что это уже невозможно.
— Какого черта вы тогда отчаиваетесь? Что у вас за манера хныкать?!
Теперь его усмешка стала откровенно иронической.
— С чего вы взяли? У меня и в мыслях не было. Просто я устал. Господи, неужто вы и в самом деле не поняли, о чем я твержу все время? Энергия на исходе. Скоро все мои ресурсы иссякнут. Как по-вашему, неужели я могу прожить столько же, сколько и вы, с тем ничтожным количеством биотоков, которое у меня осталось? Только человек, созданный самой природой, способен непрерывно восполнять биотоки. Впервые я пришел в отчаяние во время званого обеда. Подумать только, ведь я же не могу есть, хотя и ощущаю вкус пищи во рту! Потом-то я привык и отговаривался плохим самочувствием. Когда весь город засыпал, меня тоже клонило ко сну, ибо я находился во власти воспоминаний о сладком сне и приятных сновидениях прежних дней…
Так вот в чем дело! Мои смутные опасения полностью подтвердились: «репродуцированный Бирминг» оказался не биологическим, а энергетическим существом! Да, действительность подчас опрокидывает все наши абстрактные научные измышления.
— В моей памяти запечатлелось все, только ощущение усталости было мне незнакомо, — продолжал он. — Ну, что ж, теперь я познал и это чувство.
— Бирминг, — я впервые назвал его по имени.
Странно было произносить собственную фамилию, но у меня не было иного выхода. Однако он понял меня без слов.
— Вы должны помнить одно, профессор, я не умру, как обычно умирают люди. Моя центральная нервная система не знает самого факта смерти. Если выразиться яснее — вы продолжите то, чем я кончу…
— Вы уверены?
— Разумеется. Ведь вы — это я. Все ваше поведение за последние дни лишний раз подтверждает незыблемость закона сохранения энергии. Мне удалось вас убедить, тем самым я выполнил свою миссию. Что же касается меня самого… Через некоторое время после «смерти» я вновь обрету прежний вид: превращусь в аппарат. Если подобная метаморфоза вас ужасает, то вспомните, что вид мертвого тела тоже производит неприятное впечатление. Не случайно посетителей Луна-парка устрашают скелетом. Так уж повелось, профессор. Смерть пугает даже одним своим внешним видом. Однако мой «скелет» будет несколько отличаться от обычного. Именно это и послужит решающим, вещественным доказательством вашего алиби… Вы должкы остаться на свободе…
Он умолк.
Я хотел было сказать ему, что не все еще потеряно, как вдруг снизу донесся какой-то шум.
Он выразительно взглянул: «Уже пришли».
В комнату вошел седоусый полицейский инспектор. Подойдя ко мне, он твердо произнес:
— Вы арестованы.
— На каком основании?
— Таков приказ.
— Я — Денни Бирминг.
— Вы хотите сказать, репродуцированный Денни Бирминг.
— Нет, настоящий… — Я запнулся. Это не ускользнуло от его внимания. Он прищурился:
— Итак?
— Повторяю, я — настоящий Денни Бирминг.
— Где же ваш двойник?
И тут я заметил, что тот бесследно исчез, словно провалился сквозь землю!
Полицейскому инспектору было невдомек, что произошло нечто поразительное…
9
Прежде чем продолжать публикацию мемуаров профессора Бирминга, мы сочли уместным — в основном ради зарубежных читателей — включить дополнительную главу, составленную из статей, опубликованных в микланской печати, а также некоторых документов. Эта глава может дать наглядное представление об искусственно подогреваемом военном психозе.
БИОРОБОТЫ ПЕРЕД ДВОРЦОМ КОНГРЕССА
Сегодня в полдень жители столицы оказались свидетелями необыкновенного происшествия. Перед зданием конгресса собралась огромная толпа, которая потребовала немедленного освобождения профессора Бирминга. Разумеется, в целях маскировки демонстранты уверяли, что они борются за свободу подлинного Бирминга. Но разве не ясно, что знаменитый ученый, убежденный сторонник истинной свободы, никогда не стал бы поддерживать смутьянов? Благонамеренная микланская общественность еще раз получила возможность убедиться в недостойном поведении биороботов. Псевдо-Бирминги, взбунтовавшись против своего творца и незаконно присвоив его изобретение, с помощью биотелекамер наблюдали за его арестом, после чего размножили своих приверженцев и послали их к Дворцу конгресса!
(«Микланс трибюн», 8 октября 1968 г.)