У меня аж кулаки зачесались. И не только у меня одного. Главное, Хобот-то ничего такого не совершал. Всего-то и пробовал — по-человечески с нами обходиться. А мы, ослы, еще и травили его поначалу, на измор брали. Но Хобот выдержал. И вместо алгебры-логики взялся историю нам рассказывать. Не все, понятно, а выборочно, что, значит, самое интересное и доходчивое. Нам же не даты были нужны, не конкретные имена-фамилии. Вот он и рассказывал главную суть. Как в Канаде золотоносные участки осваивали, с ума сходили от холода, цинги и жадности. Как горные вершины покоряли, на Южный и Северный полюса рвались — кто на лыжах, кто на собачьих упряжках, а кто и на пони. Это сегодня любому айпированному обормоту температура до фонаря. Плюс-минус полсотни градусов — и не почешется, а в те времена тоскливо было мерзнуть. Хобот нам и про войны не стеснялся рассказывать, про римлян с готами, про скандинавов и наполеоновские походы, про финскую войну, про Вторую Мировую. Страшная, в общем, штука! То есть, если честно, без розовых слюней и щенячьих восторгов. А он, похоже, на то и нажимал, чтобы мы суть человеческую понимали — не хвалили только или ругали, а к себе примеряли. Не менее увлекательно было слушать про совсем уж древние времена — про восстания Саймака, Гарибальди, Разина с Пугачевым, Спартака. Он сравнивал их с более поздними выступлениями на Тамбовщине, с Кронштадтским мятежом, с походом Саблина. Словом, путь эволюции и революции — вот, что мы пробовали анализировать и сравнивать. А еще пытались понять, что люди по доброй воле разжигали Первую и Вторую Мировые войны, что и третью, Африканскую, они едва не превратили в последнюю. Трудно было поверить во все это, но и не верить мы не могли. Хобот и книги показывал, где обо всем этом писалось, и, вызывая нас по одному, предлагал зачитывать вслух отрывки! Потея от натуги, мы давили из себя непростые тексты, и что-то действительно происходило в наших мозгах. Мы просто вскипали, как блинчики на сковороде — шипели и лопались обжигающими пузырями. И думаю, проникались еще большим трепетом перед Хоботом. Потому что все было написано — ну прямо как про нас! Только что народ тогда еще не чипировали, каждый болтал и делал, что вздумается. А все равно — дрались и головенки друг другу сворачивали, границы передвигали туда-обратно почем зря. Мечи с саблями переплавляли на ружья, ружья — на автоматы, а автоматы — на пучковое оружие. Прогресс, блин! Все, значит, на что оказался способен человеческий гений, все укладывалось в перечень сражений и затяжных войн.
Между прочим, если говорить про Хобота, так он и под коллег своих не копал, наоборот — вполне корректно защищал мир айпированных, объяснял, что выхода вроде как и не было иного, потому как три мешка опасностей со всех сторон — от фокусов на солнце до инопланетян и столкновения с Туманностью Андромеды. И чтобы, значит, спастись, нужно поднимать биологический статус человека, дать ему возможность выжить при любой гравитации, в любой атмосфере, при любой температуре. Иначе рванет очередным потопом — и копец. Вот, Хобот этак аккуратненько и подводил нас к мысли, что не так все скверно в айпированном сообществе и незачем воспринимать его совсем уж в штыки. Дескать, жили люди без чипов — и что? Один геморрой только и заработали — планету чуть не сгубили, друг дружку едва не покромсали. Может, конечно, и айпирование — не лучший выход, но хоть какая-то разумная попытка спастись. Кстати, прочие преподы о том же вроде говорили, да только слушать их было одно мучение. А Хобота мы слушали. И спорить с ним запросто пускались. И Хобот нас слушал. Не просто слушал, а слышал. И возражал, когда надо, и соглашался. Нормальный, короче, мужик. А эти теперь его драконили за то, что он с нами «спелся», за то что «подыгрывал» сомнительному контингенту. И что-то при этом тянули из него, заставляли признаться и покаяться. В общем, тошно это было все выслушивать. Тошно и противно…
— Во, бараны! — не удержался Дуст. — Как есть вышибут.
— Кто про уроки им настучал, интересно знать?
— А тебе не все равно? Может, из него и выжали информацию. Они это умеют.
— И что теперь делать?
— А что мы можем? Леталки разве последние посбивать да стекла повышибать.
— Сейчас такие стекла — фиг вышибешь.
— Надо петицию сочинить. Куда повыше! Сочиним письмецо коллективное и разошлем по сети.