— Это для просветления ваших юных умов! — отчеканил службист. — Вы, я слышал, много чего тут натворили. Как выяснилось, и внушением балуетесь? Что ж, давайте! Посмотрим, как у вас выйдет со мной.
Мы молчали.
— Ну-с, я вижу, урок прошел не без пользы. Значит, продолжим… — службист неприятно улыбнулся. — Сейчас я собираюсь задать вам несколько вопросов и надеюсь получить на них исчерпывающие ответы. Заводить вас по одному, тратить время на тесты и проверки на электронных полиграфах я не собираюсь. Думаю, после похода на сапропелевое озеро вы уже поняли, что мы способны на многое. В том числе и ваши тайны с некоторых пор уже не секрет для нас. Все, что требуется, — это добровольное сотрудничество и уточнение некоторых деталей. Готовы?
Он шагом полководца прошелся вдоль нашего строя, пальцем ткнул в поднявшегося Гольяна.
— Оклемался, говорливый? С тебя и начнем. Куда вы ходили?
— Мы-то?
— Вы-то, вы-то, не валяй мне дурочку!
— Говори, Гольян, ничего страшного, — Скелетон поглядел на нас с Викой, и стало ясно, что обращается он прежде всего к нам. Я-то знал, Гольяну с Тимуром он мог и мысленно дать сигнал. Хотя про зубарей, спутники и просеку смешно было что-либо скрывать. Во-первых, троица айпированных молчать не будет, во-вторых, спутники, сто раз нас сфотографировавшие и обработавшие по программам идентификации, конечно уже выдали свои сводки. И наконец, обыкновенная логика событий говорила за то, что играть в партизанщину глупо. Ну, прогулялись до просеки, увидели неприглядное — и что с того? Присвоили коды гостей, опять же — не расстрельная статья. Как-нибудь переживем.
— Гляди-ка ты, разрешил! — фыркнул службист. — Тебя ведь у нас Константином кличут?
Скелетон промолчал.
— Ну, как же, знаю, знаю! Неформальный лидер, любимец Ковчега. Это ведь ты у нас народ баламутишь — на экскурсии таскаешь, с верного пути сбиваешь…
— Мы на просеку ходили, — встрял Гольян, напоминая о себе.
— Зачем? — тут же развернулся к нему службист.
— Небо звездное посмотреть, лес показать гостям. Шишки там здоровские, кора опять же — можно такой кусман срезать…
— Кора?
— Ага, у нас там деревья здоровенные. Кора целыми ломтями отваливается. Можно игрушки вырезать для малышей, амулеты разные, кораблики…
— Да что ты говоришь? — службист даже голову набок склонил в умилении. — Кораблики? Ай-яй-яй, маленькие какие! Кораблики из коры вырезаем до сих пор.
— И чего? В Ковчеге много малышей…
— Да, да, знаю одного вашего малыша — Мятышев Алеша. Шустрый такой мальчонка… А главное — не запирается, как некоторые упертые. Много чего любопытного рассказать успел. Про летуна вашего, про Излом. А главное — про того умника, что нашептывал вам всем по телефону доверия… Да ты не пучь на меня глазки. Не ты один колдовать умеешь. Мне ведь и пытать вас не нужно. Тысяча средств разговорить таких недорослей. — Службист скривился. Он и не скрывал, что все мы ему отвратительны. Неайпированные дикари, отбросы общества, фактически полуживотные…
— Может, в таком случае поделитесь? Методикой следствия? — голос Скелетона звучал ровно — без малейшего ерничества, но я-то понимал, что это признак не самый добрый.
— А что, любопытно? — службист осклабился.
— Конечно. Вы ведь ему мамой представились? Абсолютно грамотный ход. На чем еще можно развести малыша, как не на привязанности к матери.
Шкафоподобный громила побагровел, немо открыл и закрыл рот. А я мгновенно осознал, что все правда. Скелетон точно знал, что говорил. То ли с Мятышем успел мысленно связаться, то ли в мозгах у этого монстроида покопался. Значит, так оно все и было. И без нас ребят успели тряхануть, как хорошую грушу — Каймана, Дуста, Тошибу с Хомой, других. Ясное дело, что Мятыш был идеальной мишенью. Приди ко мне однажды братик Антошка, и я бы, наверняка, поплыл. Ну, то есть, знал бы, что это невозможно, что время вспять не повернуть, а все равно бы поверил. Вот и Мятышу дали какой-нибудь сладенькой химии, а из старинных файлов срисовали фото матери. Программка-то пустяковая! Голографический образ, а под ним этот вот индюк. Наверное, и на руки Мятыша, гад такой, брал, гладил, слова добрые говорил. А парень слышал и видел только маму. Понятно, что рассказать был готов все на свете. Обнимал, небось, плакал и рассказывал…
Кулаки у меня сами собой стиснулись, я чуть не шагнул из строя. Меня опередил Гольян. Видать, и у него кукушка съехала. Он почти прыгнул на службиста. То ли ударить хотел, то ли в шею вцепиться. Шкафоподобный успел повернуть голову, и очки у него коротко и беззвучно вспыхнули. Гольяна швырнуло на пол, рубаха на нем задымилась. Но следом за ним с занесенными кулаками уже двигалась Виктория. Время замедлилось, и я увидел, как поворачивается голова службиста, как шевелятся складки на его мощной шее. Вот-вот должна была последовать вторая вспышка, но Скелетон тоже сделал движение руками. Электромагнитный удар, направленный в сторону Викасика, обрел неожиданно звук, и очки искристо взорвались. С воем службист схватился за лицо, а ринувшиеся от лестницы вояки мгновенно положили нас всех на пол. Гольяну дали под ребра, Скелетона наградили хорошим электрическим разрядом и взяли под прицел лучеметов.