***
В итоге я взял четыре домашних растения Мистера Харригана – Африканскую фиалку, антуриум, пеперомию и диффенбахию. Я разместил их вокруг нашего дома, все, кроме диффенбахии, её я сохранил для своей комнаты, потому что она была моей любимой. Но я просто топтался на месте, и знал это. Как только все растения были расставлены по местам, я достал из холодильника бутылку напитка «Снэпл», положил её в бардачок на моём велике и покатил к Кладбищу Вязов.
Тем жарким летним утром на кладбище было пустынно и я сразу направился к могиле Мистера Харригана. Надгробная плита была на месте. Разумеется, самая простая, обычный гранит без излишеств, только его имя и даты рождения и смерти. На могиле было множество цветов, всё ещё свежих (долго это, конечно, не продлится), большинство с привязанными к ним ярлыками. Наибольшая связка, судя по всему, была взята из личных клумб Мистера Харригана – но не из скупости, а из уважения, - и была доставлена сюда семьёй Питера Боствика.
Я опустился на колени, но не для молитвы. Достал свой телефон из кармана и подержал его в руке. Моё сердце билось так сильно, что перед глазами образовались маленькие чёрные точки. Я зашёл в контакты и набрал номер Мистера Харригана. Потом я опустил телефон и прижался одной щекой к свежему, положенному недавно дёрну, пытаясь услышать Тэмми Уайнетт.
Мне показалось, я слышу её, но это могло быть просто моё воображение. Мелодия должна была пробиться через пиджак покойного, через крышку гроба и шесть футов земли. Но я думал, что слышу её. Нет, не так – я был уверен, что слышу. Телефон Мистера Харригана играл «Оставайся со своим мужчиной» там внизу, в его могиле.
Вторым ухом, которое не было прижато к земле, я мог расслышать голос Мистера Харригана, очень тихий но отчётливый в дремотном покое этого места: «Сейчас я на звонок не отвечаю. Я вам перезвоню, если это покажется уместным».
Но он не перезвонит, уместно ему будет или нет. Он был мёртв.
Я поехал домой.
***
В сентябре 2009-го я начал учёбу в Средней Школе Гейтс Фоллс вместе со своими друзьями – Марджи, Региной и Билли. Мы ездили на учёбу на маленьком подержанном автобусе, который очень быстро получил от нас прозвище «Крохотный Детский Автобус из Гейтс Кидс». Со временем я стал выше (хотя и не дотянул два дюйма до шести футов, что в какой-то мере разбило мне сердце), но в первый день в новой школе оказалось, что я был самым низеньким из всех в восьмом классе. Что делало меня отличной мишенью для Кенни Янко, неповоротливого нарушителя спокойствия, которого оставили на второй год и чья фотография должна красоваться в словаре напротив термина: забияка.
Наш первый класс в Средней Школе не был обычным классом в привычном понимании, а скорее собранием новых учеников из так называемых «обучаемых городов», из Харлоу, Моттона и Шайло Чёрч. Директором в тот год (и в многие последующие годы тоже) был высокий, вечно шаркающий ногами дядя, с такой безупречно лысой головой, что мы не могли удержаться от шуток на этот счёт. То был мистер Альберт Дуглас, среди детей известный, как Алко Эл или Алкаш Даг. Никто из детей на самом деле не видел его набравшимся, но тогда все мы крепко верили, что директор пьёт как рыба.
Он поднялся на подиум, поприветствовав «эту замечательную группу новых студентов» в Средней Школе Гейтс Фоллс, и рассказал нам об удивительных вещах, которые ждут нас в наступающем учебном году. Эти вещи включали в себя: оркестр, хоровой кружок, дискуссионный клуб, фото-клуб, Клуб Будущих Фермеров Америки, и любой вид спорта, который будет нам по силам (в то время это были: бейсбол, лёгкая атлетика, теннис или соккер – футбол был для нас закрыт, пока мы не перейдём в старшую школу). Он рассказал нам о Строгих Пятницах * (одна из пятниц в противовес так называемой «Свободной Пятнице», когда работники некоторых компаний могут прийти на работу не в форме, а в своей повседневной одежде), проходящих раз в месяц, когда ожидается, что мальчики наденут галстуки и спортивные пиджаки, а девочки нарядятся в юбки (никаких мини-вариантов, короче двух дюймов выше колен, пожалуйста). В конце он сказал нам, что в этой школе совершенно точно не будет никаких «посвящений» иногородних студентов. Нас, другими словами. Видимо, из-за того, что год назад переведённый сюда из Вермонта студент оказался в «Центральном Мэнском Медицинском Центре» после того, как был вынужден высадить аж три бутылки «Гейторейда» * (спортивный напиток, восстанавливающий потерю жидкости после тренировок) в пивной молодёжной игре, так что теперь традиция «посвящения» была под запретом. Потом директор пожелал нам всего хорошего и отправил в «наше академическое приключение», как он это назвал.