Что касается пункта «в», то компания господина Сальваторе Спарапьяно вольна по собственному усмотрению выбирать покупателей своего товара. В данном конкретном случае мотивы, коими она руководствуется, могут быть признаны сомнительными, однако доказать факт оскорбления едва ли удастся. Для адвоката противной стороны не составит труда убедить суд в том, что слова «анархист» и «социалист» не обязательно означают «вор» и «убийца».
Мы уверены, что во всех трех случаях дело о диффамации может обернуться против Вас.
Наша Контора предпочитает не браться за дела, если наперед считает их проигранными.
Вторая комиссия, которую Вы намерены нам поручить, заключается в получении согласия земельных собственников на установку столбов для телефонной линии, которая пройдет по их владениям. Список собственников Вы нам предусмотрительно предоставили.
С выполнением второй комиссии не должно быть никаких проблем, и мы с удовольствием за нее возьмемся.
Вы сообщили, что можете лично, не прибегая к нашей помощи, получить согласие господина Джакалоне Мариано и господина Манкузо Филиппо. Это весьма облегчит нашу работу.
Ссылаясь на личные обстоятельства, Вы также просите нас не заниматься господином Джилиберто Джакомо. Означает ли это, что Вы собираетесь договориться с ним без нашего участия?
Таким образом, нам останется только решить вопрос с господином Паолантонио Лопрести и с наследниками Дзаппала.
Обращаю Ваше внимание на то, что из наследников Дзаппала, с коими нам предстоит связаться, двое живут за пределами Италии — один в Париже, другой в Нью-Йорке. Остальные проживают в Неаполе, Раванузе и Реджо-ди-Калабрии. Из этого следует, что даже в случае благоприятного исхода переговоров с ними на получение от них согласия потребуется немало времени. Коль скоро же согласие будет дано ими не сразу или, что хуже, они ответят на наш запрос отказом, переговоры могут затянуться надолго.
Просим прислать не менее трехсот лир на предварительные расходы.
С глубоким уважением
Гл. редактор Дж. Оддо Бонафеде
15 февраля 1892
Прошлой ночью неизвестные злоумышленники проникли в помещение, где господин Филиппо Дженуарди, житель Вигаты, держал самобежный экипаж «Панар», способный развивать скорость свыше двадцати километров в час, и подожгли машину, а также находившийся в помещении карбид кальция, служивший для получения ацетилена, чтобы зажигать задние фонари самоката.
Машина сгорела.
Сообщая о поджоге, газета обращает внимание читателей на следующее обстоятельство: это был единственный на нашем острове экземпляр средства передвижения, которому суждено в недалеком будущем революционизировать виды сообщения в мире.
Управление Общественной Безопасности и Королевские Карабинеры ведут расследование с целью выявления лиц, виновных в совершении акта вандализма.
Говорят (4)
— Командор Парринелло! Спасибо, что пришли.
— Это мой долг, господин квестор.
— Как его превосходительство?
— Забинтован не хуже мумии. Это надолго.
— Инспектор уехал?
— Да, вчера. Въедливый тип. Дотошный. Говорят, учинил длинный допрос супрефекту Бивоны. Думаю, добром это не кончится.
— Для префекта, если я вас правильно понял?
— Нет. Для супрефекта.
— Полноте, командор!
— Согласитесь, его превосходительству повезло. Благодаря тому, что в результате падения господин префект не может ни говорить, ни писать, ему не пришлось ни говорить, ни писать. А потому никаких чисел, никакого пустословия, никакого раздувания проблемы смутьянов, как он их называет. В глазах инспектора Коломботто-Россо, наш Марашанно остался беднягой, получившим увечье. К тому же в префектуре все было в полном порядке, я сам об этом позаботился. Чтобы сохранить лицо, Коломботто-Россо сделал несколько незначительных замечаний. А в оправдание дорожных и других расходов, связанных с приездом сюда, он потребует голову супрефекта, сочинившего донос на своего начальника.
— Вы хотите сказать, что мы должны терпеть в префектуре полоумного, которому место в сумасшедшем доме? Терпеть Марашанно, когда мне докладывают об опасности крестьянских волнений!
— Что вам сказать, господин квестор? Выходит, так.
— Послушайте, командор, вы, думаю, уже поняли, что перед вами человек, который спит с прислугой.
— Ничего я не понял. В любом случае это ваше личное дело.
— Да нет же, Парринелло, это такое выражение. В наших краях оно означает: люблю говорить ясно.
— Прошу прощения, не знал.
— Так вот я хотел вам сказать, что получил два письма. Одно от друга — он в Министерстве работает. Я ему тут вопросик послал, и он ответил. У Марашанно никогда не было жены — ни первой, которая якобы умерла, ни второй, якобы сбежавшей с любовником. Марашанно холостяк. Я вижу, вас это не удивило.
— Я это подозревал.
— Неужели?
— Я часто бывал в квартире его превосходительства на верхнем этаже префектуры. Сразу видно, человек привык жить бобылем — кажется, это так называется. Иной раз…
— …вам его было жалко.
— Он был похож на брошенную собаку. Такое же впечатление создалось у моей жены в тот вечер, когда мне удалось затащить его превосходительство к нам на ужин. После его ухода, когда мы легли спать, жена долго не могла уснуть. На мой вопрос, что с ней, она ответила, что думает о недавнем госте. А потом спросила: «Ты уверен, что он был женат?» И, помолчав, сказала: «Будь внимателен к этому бедолаге, добро тебе зачтется». Потому-то…
— …вы и полили лестницу оливковым маслом.
— Вы сами понимаете, что говорите?!
— Я же вам сказал, что сплю с прислугой. Не забыли?
— Можете спать хоть с драной кошкой, мне на это насрать. Но вы не смеете…
— Смею. Послушайте. Я получил анонимное письмо. Автор письма, который наверняка имеет отношение к префектуре, утверждает, что его превосходительство префект Марашанно упал не случайно, а поскользнулся: лестничная площадка и две первых ступеньки были политы оливковым маслом.
— А в этом чертовом письме не сказано, кто это сделал?
— Имен там нет.
— Вот видите? Ваше подозрение на мой счет просто оскорбительно!
— Командор, вы забываете, что я прежде всего полицейский. А посему я бы вас попросил. Подозрение, что его превосходительству господину префекту помогли упасть, возникло у меня еще до анонимного письма. Смотрите, какое совпадение! Утром объявляют об инспекции, а днем, в результате падения, состояние его превосходительства не позволяет ему говорить и писать. По-вашему, кто — провидение переломало ему кости, но при этом спасло карьеру? Бросьте! Минуту назад вы сами себя выдали, разве нет? Ваши слова о жалости к Марашанно — лучше всякого признания! А вы не подумали, что бедняга может сломать шею?
— Мы подумали, господин квестор.
— Кто это «мы»?
— Я и моя жена. Поэтому она тут же побежала в церковь и сделала богатое пожертвование святому Калоджеро, объяснив ему, что я действую во благо.
— Вы это серьезно?
— Мы верим в святого Калоджеро, господин квестор. И как видите… Короче говоря, я в ваших руках, скажите, что я должен делать, и я сделаю все — от самодоноса до отставки.
— Не смешите меня. Вот, возьмите. Это анонимное письмо, о котором я говорил. Изучите его хорошенько, может, вам удастся установить автора: почерк изменен довольно неуклюже. Искренне рад был встрече, командор Парринелло. И передайте привет вашей любезной супруге, с которой я не имею удовольствия быть знакомым.
— Окажите мне честь, господин квестор, пожалуйте в один из ближайших вечеров на ужин.
— Да как ты посмел сюда явиться? Бесстыжая твоя рожа! Вон из моего дома!